Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Питер уставился на свои варежки.
— Думаю, я не смогу прийти к тебе в гости в пятницу.
— Почему?
— Потому что мама сказала, что накажет меня, если я опять потеряю коробку для завтрака.
— Это нечестно, — сказала Джози.
Питер пожал плечами.
— Как всегда.
То, что губернатор штата Нью Гемпшир выбрала ее из короткого списка из трех кандидатов на пост окружного судьи, удивило больше всего саму Алекс. Хотя было логично, что Джин Шайен, молодая женщина губернатор-демократ, захочет назначить молодую женщину судью-демократа, Алекс, когда пришла на собеседование, все еще не могла в это поверить.
Губернатор оказалась моложе, чем ожидала Алекс, и красивее. «Именно так будут думать и обо мне в зале суда», — подумала Алекс. Она села, сунув кисти под бедра, чтобы не дрожали.
— Если я назначу вас, — сказала губернатор, — есть ли что-то, что мне необходимо знать?
— Вы имеете в виду, мои скелеты в шкафу?
Шайен кивнула. Для губернатора было важно, не отразится ли это назначение отрицательно на ней самой. Шайен хотела расставить все точки над «i», прежде чем принять официальное решение, и Алекс не могла не восхититься ею.
— Может ли кто-нибудь прийти на слушание Исполнительного совета, чтобы выступить против вашего назначения?
— Зависит от того, введете ли вы увольнительные в тюрьмах штата.
Шайен рассмеялась.
— Это туда попадают ваши недовольные клиенты?
— Именно поэтому они и недовольны.
Губернатор встала и пожала Алекс руку.
— Думаю, мы поладим, — сказала она.
Мэн и Нью Гемпшир — последние два штата, в которых еще остался Исполнительный совет, группа, которая должна проверять решения губернатора. Для Алекс это означало, что в течение месяца — с момента ее назначения и до заседания, на котором его должны подтвердить, ей придется делать все возможное, чтобы успокоить пятерых мужчин-республиканцев и не позволить им выпить из нее все соки.
Она звонила им каждую неделю. Спрашивала, есть ли у них к ней вопросы. Ей также нужно было найти свидетелей, которые пришли бы на заседание и выступили в ее поддержку. После нескольких лет работы государственным защитником, это казалось простым заданием. Но Исполнительный совет не хотел слушать адвокатов. Они хотели послушать людей, рядом с которыми Алекс жила и работала, — начиная от ее учительницы младших классов и заканчивая патрульным, который хорошо к ней относился, несмотря на то что она была на Темной стороне. Сложность была в том, чтобы люди пришли и свидетельствовали в ее пользу, но Алекс, если ее назначение подтвердят, не была бы им ничем обязана.
И вот наконец-то пришла очередь Алекс держать ответ. Она сидела перед Исполнительным советом в здании законодательного собрания штата и отвечала на вопросы, от «Какую книгу вы прочли за последнее время?» до «Кто несет бремя доказательства в случаях жестокого обращения?». Большинство вопросов задавались по существу и касались работы, пока она не услышала:
— Мисс Корниер, кто имеет право судить других?
— Это зависит от того, — начала Алекс, — судит ли человек в моральном смысле или в юридическом. Морально ни у кого нет права судить других. Но юридически — это не право, а ответственность.
— Тогда скажите, как вы относитесь к огнестрельному оружию?
Алекс заколебалась. Она не была поклонницей оружия. Она не разрешала Джози смотреть телевизионные программы, где было насилие какого-либо рода. Она знала, что происходит, когда оружие попадает в руки несчастного ребенка, или разъяренного мужа, или избитой жены, — она защищала таких клиентов слишком много раз, чтобы не обращать внимания на такую каталитическую реакцию.
И все же.
Она находилась в Нью Гемпшире, консервативном штате, перед группой республиканцев, опасавшихся, что она окажется демократкой, от которой можно ожидать всего, чего угодно. Она будет судьей в обществе, где охоту не только уважают, но и считают необходимой.
Алекс сделала глоток воды.
— Юридически, — сказала она, — я за огнестрельное оружие.
— Это ненормально, — сказала Алекс, стоя на кухне у Лейси. — Я захожу на интернет-сайты с мантиями, а там все модели похожи на игрока в американский футбол с грудью. В представлении общественности судья-женщина должна быть как медведь. — Она выглянула в коридор и крикнула: — Джози! Считаю до десяти, и мы едем!
— А выбрать есть из чего?
— Ага. Черная мантия… или черная. — Алекс скрестила руки на груди. — Можно заказать из хлопка с полиэстером или только из полиэстера. Можно выбрать с широкими рукавами или собранными. Они все ужасные. Я всего лишь хочу что-то с подчеркнутой талией.
— Кажется, Вера Вонг не делает модели для судей, — заметила Лейси.
— Не делает. — Она опять высунула голову в коридор. — Джози! Время истекло!
Лейси отложила кухонное полотенце, которым вытирала посуду, и последовала за Алекс в коридор.
— Питер! Мама Джози уезжает домой! — Когда ответа от детей не последовало, она направилась наверх. — Прячутся, наверное.
Алекс поднялась за ней в комнату Питера, где Лейси уже открыла дверцы шкафа и проверила под кроватью. Только вернувшись вниз, они услышали приглушенные голоса из подвала.
— Тяжелый, — сказала Джози.
Затем голос Питера:
— Вот. Вот так.
Алекс спустилась по деревянным ступенькам. Под домом Лейси находился столетний погреб с земляным полом и паутиной, похожей на рождественские украшения. Она шла на шепот, доносившийся из угла подвала, и там, за коробками и полками, заставленными домашним вареньем, стояла Джози, держа в руках ружье.
— О Господи! — задохнулась Алекс, и Джози развернулась, направив ствол на нее.
Лейси схватила ружье и отвернула в сторону.
— Где вы это взяли? — строго спросила она, и, похоже, только тогда Питер и Джози поняли, что что-то не так.
— Питер, — сказала Джози. — У него был ключ.
— Ключ? — закричала Алекс. — От чего?
— О сейфа, — пробормотала Лейси. — Он, наверное, видел, как Льюис доставал ружье, когда ходил на охоту в прошлые выходные.
— Моя дочь ходит к вам в гости уже кто знает сколько времени, а у вас по дому валяются ружья?
— Они не валяются, — возразила Лейси. — Они закрыты в специальном сейфе.
— Который может открыть пятилетний ребенок!
— Льюис хранит патроны…
— Где? — спросила Алекс. — Или давай спросим у Питера?
Лейси повернулась к Питеру:
— Ты же знаешь, что ружье нельзя трогать. Зачем ты это сделал?