эта тетрадь была в руках директрисы. А уже оттуда попала ко мне…

Если предположить, что записку написала директриса, и она хотела остаться инкогнито, то зачем дала мне тетрадь, которая изобличает ее похлеще пресловутой шапки на голове вора? А может быть она нарочно дала мне эту тетрадь, чтобы я понял, что записку написала она? И тем самым директриса дала понять, что готова поговорить со мной? Нет, слишком мудрено. Ей проще было подписаться под запиской… А вдруг она слишком опасается за свою жизнь, чтобы указывать под запиской свое имя?

Я не успел прийти к какому-либо выводу, так как в конце дороги показались две худосочные девушки в тугих джинсах. Они бежали очень медленно, точнее, они быстро шли и при этом держали друг дружку за руки. Шагов за десять до столба они перешли на нормальный шаг и принялись поправлять растрепанные прически.

– Молодой человек, – растягивая слова, обратилась ко мне одна из девушек с пухлыми губами и стальной цепочкой на запястье. – Вы не подскажете, а как пройти к финишу? А то я ногу подвернула, вот здесь, выше колена.

Я молча кивнул на тропу.

– А вы не угостите даму сигареткой? – спросила другая с лукавыми глазами, оттененными косметикой.

Я ответил, что не курю. Девушки встали на цыпочки, чтобы не слишком выпачкать кроссовки в глине, с брезгливыми мордашками обошли столб и направились по тропе.

– Что за мужики пошли! – сказала губастенькая, причем нарочито громко, чтобы я услышал. – Нет, чтобы уложить меня на траву и помассировать ногу!

Обе спортсменки прыснули от смеха.

– Не забудьте записать наши номера! – не оборачиваясь, крикнула другая девушка. – А то директриса за четверть фару влепит!

Окутывая себя облачком сигаретного дыма, они скрылись за деревьями. Судя по тому, с каким интервалом ученики стартовали, я понял, что соревнования затянутся как минимум на час. На месте директрисы я бы выпустил со старта всех учеников, одной толпой.

Следом за девчонками мимо столба пробежал коротконогий малыш с глазами, выпученными как у суслика, которому прищемили нос. Наверное, он намеревался показать лучшее время, потому что бежал изо всех сил, о чем свидетельствовало его красное, как семафор, лицо и отчаянно мельтешащие ноги.

Едва он скрылся за деревьями, как на повороте дороги показался очередной бегун. Это был молодой человек в дорогом ярко-синем спортивном костюме. Волнистые волосы, не по моде длинные, развевались от ветра. Губы были стиснуты, взгляд направлен под ноги. Он шумно дышал носом, что создавало впечатление упрямого и сильного характера. Быстро сократив расстояние до столба, он уже хотел свернуть на тропу, но тут кинул взгляд на меня.

И тут случилось нечто трудно объяснимое. Едва наши взгляды встретились, как на разгоряченном лице юноши отразился испуг… Нет, даже не испуг, а скорее досада и недоумение, будто он допустил оплошность и за это мысленно обозвал себя каким-нибудь дурным словом. Сдавленно буркнув нечто нечленораздельное, возможно, незаконченное ругательство, юноша резко свернул с дороги и, ломая кусты, кинулся в лесную чащу.

Я частенько сначала делаю, а потом думаю, но эта моя особенность иногда дает положительные результаты. Так и в этот раз. Видимо, в своей прежней жизни я был сторожевой собакой, и рефлекс преследования, сидящий во мне на генетическом уровне, немедленно послал меня вдогон убегающему парню. Надо признать, что бегал он неплохо, и его крепкое тело с легкостью ломало кусты и низко свисающие сучья деревьев. Я доламывал за ним то, что уцелело. Как два лесных комбайна мы проделывали в лесу просеку. Я думал о том, что утром, около пивной, что-то похожее уже было: человек убегал от меня, а я его догонял. Но на этот раз я вовсе не собирался упускать цель, тем более, что часть сил у парня отобрала кроссовая дистанция, и он начал сбавлять темп. Я же, наоборот, прибавил. Чувствуя, что мое шумное дыхание уже греет ему спину, парень начал выделывать зигзаги, резко меняя направление. Из него получился бы неплохой футболист, подумал я, подсекая ему ногу.

Мой бегун рухнул на пропитанный влагой мох, тотчас попытался вскочить, но я свалил его второй раз. Немедленно склонился над ним, схватил его за лодыжку и повернул ногу так, чтобы хорошо рассмотреть протектор кроссовок. Нет, рисунок не тот, что я видел в кустах у пивной. И размер явно больше.

– Ты не туда свернул, – сказал я ему, протягивая руку, чтобы помочь подняться. – Трасса не здесь! От столба надо сворачивать налево, а ты направо… Не ушибся?

– Не твое дело! – вдруг необыкновенно агрессивно ответил парень и, не воспользовавшись моей рукой, поднялся на ноги.

– А чего так грубо?

– А как я еще должен с тобой разговаривать?!

Я рассматривал юное лицо с намечающимися признаками мужественности и упрямства. Нос парня был чуть приплюснут и вздернут кверху, отчего ноздри казались неправдоподобно широкими, как у людей, переполненных гневом. Брови черные, прямые, лоб высокий с намечающимися глубокими залысинами. Взгляд недобрый. Вдобавок ко всему голос – резкий и излишне высокий. Мне показалось, что это лицо я уже где-то видел, кажется, на одной из фотографий в комнате славы.

– Ты не ори, я хорошо слышу, – объяснил я.

– Если хорошо слышишь, тогда я дам тебе один добрый совет…

Кажется, мальчик пытался испугать меня и уже начал сжимать кулаки. Пришлось мне поставить его на место, хотя мне было не слишком приятно применять силу против школьника. Я схватил его за плечо так, что мой локоть уперся ему в подбородок. Парень сделал попытку увернуться, и тогда я толкнул его спиной на замшелый кленовый ствол и чуть надавил локтем ему на горло. Я видел, как его лицо краснеет и напрягается.

– Успокойся, – миролюбиво передоложил я. – Давай поговорим нормально.

– Я тебе больше ничего не скажу! – выпалил он. – Мое дело предупредить, а твое – делать выводы.

И тут меня словно дубовой ветвью по голове шарахнуло! Так вот же он, автор записки! Родной мой, а я даже и не мечтал о такой скорой встрече! Черт подери, я чуть не придушил человека, с которого пыль стряхивать должен!

Я немедленно убрал руку, сунул ее в карман и поднес записку к глазам парня.

– Значит,