– От них одно вредительство! – перешептывались органавты.

Вот и не довелось дипломатам больше охотиться, на Волгу-матушку завистливо пялиться! А лесу дремучему зачем без дела стоять? Так оба хозяйства в одно и соединили.

Завидово расширялось и хорошело. Слово-то какое плавное – За-ви-до-во – как песня! Четыре бригады владимиро-суздальских мастеров-кудесников строили здесь все; и терема несказанной красы, и чyдные беседки, и дорожки с горбатыми мостиками. Волшебники по дереву эти ребята были, и как у них все ладно выходило, с любовью! Не один месяц архитектор Пасохин завидовскую бригаду формировал.

В последний год Вожатый редко охотился, все больше гулял, вдыхая густой волжский воздух. А ближе к вечеру любовался своими ружьями, раскладывая их на широком обеденном столе. Они все заслуживали внимания, с богатой, часто драгоценной отделкой, исполненные лучшими оружейными мастерами, и нашими и зарубежными. Это поистине были шедевры оружейного дела. Каждое Вожатый получил в подарок. Одно – подарил гетман Бессарабии, другое – комендантэ Эквадора. Вот то, длинное, предыдущий Шведский король. От каждого президента было по ружью, а от закадычного друга, мультимиллиардера Хаза из Пакистана, который разрабатывал все наши неисчерпаемые недра, красовался целый арсенал. Некоторые ружья были подарками от благодарных трудящихся. В память о посещении ижевского и тульского оружейных заводов стволы стояли. Находились в коллекции ружья и от охотников-сибиряков, и от благородных дагестанцев. По углам расставили миниатюрные пушечки – подарок гордых грузин, ружья они только учились делать, а вот по мини-пушкам равных Грузии не было! У каждого мало-мальски уважающего себя человека должно быть ружье. Другое дело, что с ружьем надо обращаться бережно. Обычно граждане сдавали свое оружие на хранение в милицию, а если понадобится ружьишко, к примеру, на стрельбы сходить или на военные сборы поехать, заглянул в отделение милиции и получил в лучшем виде, только подпись в журнале поставь.

В Завидовских теремах, внешне очень напоминавших царские постройки в Коломенском, и дышалось по-особенному, легко и приятно. Это потому, что архитектор Пасохин в каждую светлицу эвкалиптовое дерево приволок. Все предусмотрел, хитрец! Помимо эвкалиптовых деревьев в здании тут и там фонтанчики журчали, а в одном месте, при входе в столовую, пузырился настоящий водопад с озерцом. Пасохин развел было в озерце уток и форель, да ястребы бурята Котова ночью налетели и живую природу напрочь уничтожили! Такой шухер навели, думали, Вожатый проснется и всех поубивает, а Он, когда вниз спустился, от души хохотал и Котова велел к награде представить:

– Вот парень, везде свою работу знает, и ничего его не смущает! Гундели со всех сторон – тренируй птиц! Мало работаешь! И вот, получите! Они у него в гараже так озверели, что скоро сторожевых псов жрать начнут! Ну, молодчина, Котов!

Сергей Тимофеевич несколько лет не был в Завидове, но здесь ничего не менялось, все та же простоватая поленовская мебель из цельной древесины, все те же красные восточные ковры с причудливыми узорами, даже дулевский чайный сервиз на столе и скатерть с вышитыми по краям лепестками и ягодами оставались прежними. Только эвкалипты выглядели попышней, и улыбчивая Верочка, состоявшая при доме, казалась менее разговорчивой и суетливой. Рассказывали, мужа ее, егеря, под Новый год кабан запорол, а там – кто знает, что в лесу приключилось.

Доктор с Фадеевым неторопливо разговаривали за бильярдом и попеременно охали, закладывая в лузы шары. Это, наверное, остался единственный бильярд в стране, остальные беспощадно уничтожили органавты, когда развернулась кампания «За чистый спорт!». Вожатый раньше и сам неплохо играл, а теперь нет-нет ударит разок-другой и отмахивается:

– Не идет сегодня. Идите вы к черту со своим бильярдом! Ведь знаете, вещь запрещенная и меня тянете! А если кто узнает? – отшучивался Он.

Обед подали в три. Перепелиный суп был превосходен! Наваристый, с белыми грибами, а перепелочки из супчика съедались в один миг. Их ложечкой подцепишь, пар клубится – вкуснятина! На второе предложили поросеночка, запеченного в русской печи, нашпигованного гречневой кашей со шкварками и потрошками. Объедение, а не каша! Даже Наталья Сергеевна не побрезговала, попробовала.

– Если бы не полезность, я бы от Столовой лечебного питания отказался, – доедая дымящуюся кашу, проговорил Сергей Тимофеевич. – До того вкусна простая русская еда!

– Щи да каша – пища наша! – улыбался Вожатый. – Лечебное питание по-настоящему омолаживает и укрепляет, а это, – и он кивнул на заставленный яствами стол, – сплошной вред – ожирение, отдышка, дополнительная нагрузка на сердце, гипертония. Если такое каждый день жрать, дорогой мой, – продолжал Вожатый, обращаясь к Министру, – недолго порадуешься!

– Яд! Самый настоящий яд! – фыркнул Фадеев и отставил в сторону тарелку.

Он смолотил уже три куска поросенка и съел бы еще, если бы не слова Вожатого. Редактор делал вид, будто слова эти поражали своей глубинной правдой.

«Вот прикидываться научился, собака!» – насупился Министр.

До поросенка Фадеев навернул две тарелки перепелиного супчика, отведал хрустящих соленых груздочков со сметаной, съел заливное с осетринкой, попробовал нежнейшее казы, приготовленное из годовалого жеребенка, и вывалил на тарелку кусманище куриной кулебяки.

– Тебе, голодающий, все можно! – весело проговорил Вожатый. – Ты со своими рыбными консервами любому фору дашь. Посмотри, как у тебя морда от фосфора сияет, точно фонарь! Ешь, товарищ Фадеев, ни в чем себе не отказывай!

Редактор кивнул и пододвинул поближе тарелки с отварными перепелками.

– Я, с вашего разрешения, перепелочек доем. Очень хороши! – заглатывая сочную тушку, приговаривал он.

– Ешь, ешь! А то скажешь, что тебя не кормили! – смеялся Вожатый. Он был доволен.

Подали чай. Сергей Тимофеевич положил в блюдечко чуть-чуть меда. Мед был душистый, на луговом разнотравье, прозрачный, как янтарь.

– И мне, пожалуйста! – попросила Наталья Сергеевна.

Сергей Тимофеевич выложил на другое блюдечко две ложечки светящейся сладости и передал на противоположный край стола.

– Пожалуйста!

– Когда-то самым лучшим кушаньем для меня был кусочек черного хлебушка, намазанный сливочным маслом и присыпанный сахарком. Восхитительно вкусно было! – закатила глаза Наталья Сергеевна.

– А я в детстве сырых улиток глотал, так жрать хотелось, и побегами молодой елки закусывал. Вот и все лакомства. Голод был, мор, – вспоминал Вожатый.

– Наставник Москвы меня вчера своим медом угощал, говорил, что мед у него самый правильный, потому что пчелы особые, с узкой мордочкой, – начал Фадеев, – а при собирании нектара все дело в этой самой пчелиной мордочке, чем уже мордочка у пчелы, тем лучше мед получается. Я попробовал, действительно вкусный мед оказался, за чаем целое блюдце смолотил. Пока ел, Московский Наставник настоящую лекцию прочитал: «Просыпаюсь, значит, в пять утра и сразу столовую ложку меда заглатываю, у меня на тумбочке всегда баночка припасена, – объяснял Московский Наставник, – и горсть орехов вдогонку, фундук или грецкие, за ложкой меда обязательно съедаю, а иногда две горсти. Но дело не в орехах, а в меде, в нем вся польза заключается. От всех болезней мед человека оберегает, такая в нем силища природой заложена. Зимой на работе чихают, кашляют, температура ломает, а я хоть бы хуй, хожу, улыбаюсь! Потому что по утрам мед ем. Ученые даже растерялись, к какому разряду пчелу отнести – к насекомым или к животным? Вроде маленькая, с крылышками, жужжит, дура, а ведь какое спасение от болезней производит мед этот! Вот и решили отнести пчелу к животным!» – закончил пересказ Фадеев.