– Хорошо. – Я отмахнулась от вопроса, не желая вдаваться в подробности тренировки. Получается, что рыжебровый старше, чем я думала. А еще – идеально подходит для моей задумки. – Я хочу поехать в Фиральское герцогство и взять с собой мастера меча Харакаша как телохранителя и наставника. И поехать исключительно в составе войска, которое сможет выделить герцогиня Марьям, потому как оставлять столицу совсем без защиты нельзя.

Отец, снова прищурившись, смотрел на меня, изучая так пристально, что мне стало не по себе.

– Кто будет руководить войском?

– Тот, кого назначит Марьям, это ее люди, она лучше нас их знает. Но подчиняться они будут моим приказам, в общем плане. – Я старалась, чтобы мой голос звучал уверенно. – Таким образом у меня будет два опытных воина в советниках, а я буду выступать как представитель короны и веры, духовный лидер, если позволишь.

– А ты справишься? – Я, сильнее сцепив пальцы за спиной, молча кивнула. Некоторое время мы играли с отцом в гляделки. Он, сжав губы в тонкую нить, играл желваками. Я стояла молча и гордо, чувствуя легкую оторопь, накатившую от холодного взгляда отца. – Нет, – наконец проронил он и перевел взгляд на бумаги, видимо, думая, что на этом разговор окончен.

– Я не спрашиваю у тебя разрешения, отец. – Я сама не понимала, откуда во мне столько наглости и смелости.

Рудольф, видимо решив, что ослышался, перевел на меня удивленный взгляд темнеющих от набирающегося гнева глаз.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что я не спрашиваю разрешения. – Пальцы за спиной жалобно хрустнули, так сильно я их сжала, но отступать я была не намерена. Король снова молчал, и это меня нервировало все больше и больше. – Отец, я просто хочу…

– Я сказал, нет, Эвелин. Я запрещаю тебе ввязываться в это. Да, твои слова не лишены смысла, но отправлять тебя одну…

– Я не буду одна! Со мной будут солдаты, Харакаш и… Светозарная! – выпалила я, чувствуя отчаяние. Нам нужны были союзники, и вернуть целое герцогство обратно, в состав королевства, было бы большой удачей.

– Ты даже не знаешь Марьям, но уже готова положиться на нее и ее солдат? Уже даже решила, что она точно поможет тебе?

– Но ты же сам сказал, что она была дружна с герцогом Осбертом, и ее письмо…

– Это всего лишь письмо, Эвелин. – Рудольф смотрел на меня строго, словно на нашкодившего щенка. – Герцогиня – глубоко верующая женщина, но она уже пятнадцать лет как правит герцогством одна и, надо сказать, весьма успешно. Станет ли она рисковать своими солдатами ради далеких и давно ушедших чувств? Ты сама сказала, времена меняются и люди тоже. Доверять ей из-за одного письма – опасная, смертельная глупость.

Я, опустив руки вдоль тела, почувствовала, как закипавшая во мне злость подступила к горлу и превратилась в горькую обиду. Перед глазами помутнело, а слова, так долго крутившиеся в моем сознании в виде неясных, обрывочных мыслей, наконец сформировались, чтобы вырваться из меня криком.

– Да как же ты не понимаешь, ничего не делать, не пытаться – вот что для меня теперь смертельная глупость! Лучше умереть, барахтаясь, чем покорно сдохнуть на драконьем алтаре! Думаешь, я долго проживу после свадьбы? Не более пары дней, если не умру сразу же после тебя! Отец, очнись! – Горько-соленые слезы все же прочертили дорожки по моему лицу, и я, резко стерев их тыльной стороной ладони, разозлилась на саму себя. Опять развезла нюни! – Это пару дней назад я была просто трофеем, безобидным и бесполезным придатком к трону, а теперь я – защитница веры. Другой веры! Боги уничтожали друг друга, захватывали земли друг друга и насильно насаждали свой культ многие столетия, с чего ты взял, что Ариман оставит меня в живых после того, как я получила вот это?! – продемонстрировала я отцу мягко светящийся на коже знак Светозарной.

По его лицу я увидела, что он понял. Что до этого он просто не задумывался, какое «чудо» мы получили от божества, а теперь вдруг понял все кристально ясно и болезненно точно.

– Это ты ее попросила? Чтобы не оставить мне иного выбора, да? – Сухой, надтреснутый голос словно ударил меня током.

– Нет! Клянусь, нет, она сама! Я… она поставила мне условие. Я не смогла отказаться… Прости. – Я закрыла глаза и закусила губу, зажмурилась до цветных пятен перед глазами. Послышался шум отодвигаемого стула, шаги. Я почувствовала запах табака и прикосновение чужих эмоций. Гнев, бессильная ярость, боль. Внезапно проснувшаяся новообретенная способность решила уведомить меня о том, что я и так знала.

– Какое условие? Смотри мне в глаза! – прозвучал гневный рык, и я, испуганно вздрогнув, не смея противиться, открыла глаза, чтобы замереть, как удав перед кроликом, под этим тяжелым, требовательным взглядом. И поняла, что он не должен знать всего.

– Мама. Она жива в моем мире… – Я, дрожа, сглотнула внезапно пересохшим горлом, сипя, как если бы мне не хватало воздуха. – Она пообещала мне, что перенесет ее сюда. Сделает моложе. Что вы… что мы…

Отец отступил, резко, словно я ударила его в грудь и вышибла ему весь воздух, а я, вцепившись в стоящий рядом стул, чувствовала, как его гнев и ярость сменила всепоглощающая боль и тоска. А потом, будто одинокий огонек свечи в темной комнате, загорелась надежда. И все исчезло. Я осталась один на один только со своими чувствами, и это было похоже на глоток свежего воздуха.

Всхлипнув, я порывисто вздохнула, понимая, что буря миновала.

– Хорошо. Мы попробуем сделать так, как ты решила. – Я смотрела на короля и, казалось, не до конца понимала, что он говорит. Рудольф, опираясь локтями на стол, ерошил волосы на голове, сняв корону и положив ее рядом с собой. На меня он не смотрел. – Я напишу письмо герцогине. С мастером меча решай сама – я не могу ему приказать, это будет только его выбор. Оставь меня.

– Отец… – Я сделала полшага вперед, протягивая руку, но он качнул головой, все так же не глядя на меня.

– Уйди, Элеонора. Я хочу побыть один.

Такое родное и такое чужое сейчас имя больно резануло по ушам, и я, проглотив подступивший к горлу комок, присела в низком реверансе и быстрым шагом вышла из зала, задержавшись перед тем, как открыть двери, лишь только для того, чтобы набрать воздуха в грудь и попытаться взять себя в руки.

Мне это далось с трудом. Уже из-за почти захлопнувшихся за спиной дверей я услышала звон посуды, скинутой на пол, и грохот откинутого пинком стула.

Все же положение принцессы дает свои плюсы. Быстрым шагом двигаясь по коридору, сжав кулаки и гордо задрав голову, я видела окружающий мир весьма смутно из-за подступающих слез, но переживать о том, что в кого-то врежусь, не приходилось – люди отскакивали с дороги прытко, как будто тренировались делать это много лет. Впрочем, кто знает, как часто кто-то из представителей королевской семьи носился по коридорам замка в гневе, ярости или под властью других, не менее сильных чувств?