Здесь были колыбели из медового дуба, изогнутые и отшлифованные так, чтобы ни одна щепка не поранила нежную кожу малыша. На восточной стене разместились высокие окна, достаточно высокие, чтобы начавший ходить ребёнок не смог взобраться на него и причинить себе вред, но открытые золотистому сиянию утреннего солнца. Деревянные полы были укрыты толстыми ковриками, чтобы детским ножкам было тепло.

Ярко разрисованные деревянные фигурки солдат выстроились на полках, а сделанные любящими руками куколки были уложены в маленькие кроватки. Миниатюрный замок с башенками, рвом для воды и подъёмным мостом, был заполнен крошечными вырезанными из дерева человечками; настоящий средневековый игрушечный домик!

Пушистые шерстяные одеяльца укрывали колыбельки и кроватки. Огромной комнатой была эта детская. Комната, в которой ребёнок (или десяток) мог расти от младенчества до юношеской поры, прежде чем искать более взрослую комнату в другом месте. Это была комната, которая наполняла мир ребёнка любовью и чувством безопасности, и часами удовольствий, наконец.

Словно кто-то создал эту комнату, думая как ребёнок, которым он или она когда-то был, и смастерил её со всеми теми сокровищами, которые ей или ему доставляли удовольствие, будучи мальчиком или девочкой.

Но её поразило сильнее всего то, что комната, казалось, ожидала.

Открытая, тёплая, и приглашающая, она словно говорила, наполни меня смехом детей и любовью.

Всё пребывало в полной готовности, детская просто дожидалась момента – когда придёт нужная женщина и вдохнёт в неё искрящуюся детскими песенками, мечтами и надеждами жизнь.

И вдруг внезапная боль сильного желания пронзила её, столь острая, что Эдриен даже не была уверена в том, что это было. Но что поделать с сиротой, которой она была, и тем холодным местом, где выросла – местом, которое ни капельки не напоминало эту прекрасную комнату; часть прекрасного дома, на прекрасной земле, с людьми, которые щедро одаривали любовью своих чад.

Ох, растить детей в месте, подобном этому.

Дети, которые бы знали, кто были их мама с папой, в отличие от Эдриен. Дети, которые никогда не задавались бы вопросом, почему их покинули.

Эдриен яростно потёрла глаза и отвернулась. Это было слишком для неё, и она не могла с этим справиться.

И она мыслями устремилась к Лидии. «Лидия!», крикнула она, почти задыхаясь. И почему её удивляло то, что она тут же прямиком бежала к удивительной матери этого удивительного мужчины, который, возможно, и сделал эту удивительную детскую?

Лидия поддержала её за локти. «Пришла посмотреть, хорошо ли ты себя чувствуешь, Эдриен. Я подумала, что это слишком скоро для тебя и то, что ты…»

«Кто сделал эту комнату?», выдохнула Эдриен.

Лидия наклонилась к её лицу, и на короткий миг Эдриен возникла абсурдное впечатление, что Лидия пытается не рассмеяться. «Ястреб придумал и смастерил её своими руками», сказала Лидия, сосредоточенно разглаживая невидимые складки на своём платье.

Эдриен закатила глаза, пытаясь убедить свой эмоциональный барометр перестать выдавать ранимость и переключиться на что-нибудь более безопасное, например гнев.

«Что случилось, моя дорогая, тебе она не нравится», ласково спросила Лидия.

Эдриен развернулась и прошлась по комнате сердитым взглядом. Детская была яркой, весёлой, и живой от потока эмоций, которыми создатель наполнил своё творение. Она посмотрела на Лидию. «Когда? До или после службы у короля?» Было ужасно важно, чтобы она узнала, сделал он её в семнадцать или восемнадцать, чтобы, возможно, порадовать маму, или недавно, в надеждах о собственных детях, что однажды заполнят её.

«Во время. Король дал ему короткий отпуск, когда ему было двадцать девять. Были какие-то волнения по поводу Горцев в этих местах, и Ястребу разрешили вернуться, чтобы укрепить Далкейт. Когда междоусобицы разрешились, он провёл остаток времени, работая здесь. Он трудился, как одержимый, и по правде говоря, я немного догадывалась, что он делал. Ястреб всегда работал с деревом, придумывая и воплощая в жизнь разные вещи. Он никому из нас не позволял увидеть её, и не много говорил о ней. После того, как он вернулся к Джеймсу, я пошла посмотреть, что же он делал». Глаза Лидии на миг затуманились. «Я скажу тебе правду, Эдриен, она заставила меня плакать. Потому что, она рассказала мне, что мой сын думал о детях, и о том, как дороги они были для него. Она наполнила меня и удивлением тоже, когда я увидела её в законченном виде. И думаю, она бы изумила любую женщину. Мужчины обычно не представляют себе детей вот так. Но Ястреб, он необычный мужчина. Как и его отец».

Нет необходимости расхваливать его передо мной, угрюмо подумала Эдриен. «Извини, Лидия. Я очень устала. Мне надо пойти отдохнуть», сухо сказала она, и повернулась к двери.

Когда она вышла в коридор, то могла бы поклясться, что слышала, как Лидия тихо смеётся.

Хоук обнаружил Гримма, пристально изучающего западные скалы сквозь открытые двери в ожидании его. От его взгляда не укрылась лёгкая белизна костяшек пальцев Гримма на руке, что сжимала дверную раму, или напряжённая линия его спины.

«Итак?», спросил нетерпеливо Хоук. Он и сам бы поехал в имение Комина, чтобы собрать сведения о прошлом его жены, но это значило бы оставить Эдриен наедине с этим проклятым кузнецом. Не бывать этому. И взять её с собой он тоже не мог, таким образом он послал Гримма разузнать о том, что случилось с Джанет Комин.

Гримм медленно повернулся, подтолкнул ногой стул к камину, и тяжело в него опустился.

Хоук тоже сел, опустив свои ноги на стол, затем налил им обоим бренди, Гримм с благодарностью принял стакан.

«Итак? Что она сказала?», Ястреб сжал стакан, ожидая услышать о том, кто сотворил с его женой столь ужасные вещи, что её разум искал убежища в фантазиях. Ястреб понял, что было не так с ней. Он видел мужчин с ужасными шрамами от сражений, испытавших такой ужас, что реагировали в чём-то схожим образом. Слишком много варварских и кровавых потерь заставляли некоторых воинов проваливаться в сон, чтобы вытеснить реальность, и со временем стали верить, что сон был явью. Как делала его жена. Но, к несчастью, со своей женой он не имел ни малейшего понятия, что вызвало её болезненный побег в такие странные иллюзии, что она даже не могла терпеть, когда её звали настоящим именем. И что там произошло, что вызвало у неё совершеннейшее нежелание доверять мужчине, и особенно ему, как казалось.

Ястреб собрался с духом слушать, направить свою ярость, когда она придёт, чтобы орудовать ею, как оружием, хладнокровно и эффективно. Он уничтожит всех её драконов, а затем приступит к исцелению. Её тело становилось всё сильнее день ото дня, и Ястреб знал, любовь Лидии очень способствовала этому. Но он хотел, чтобы его любовь исцелила её самые глубинные раны. А единственным способом сделать это было знание и понимание истока её страданий.

Гримм сглотнул, поёрзал на своём стуле, качнулся на нём из стороны в сторону, как мальчишка, потом встал и подошёл к очагу, беспокойно переступая с ноги на ногу.