вероятно, не отдает себе отчета, кто на самом деле снимает у нее комнату.

— Обратитесь в местную жандармерию, — Илья строго посмотрел на Руну, давая понять, что они возвращаются к себе. — Я специальный служащий, и не занимаюсь местными расследованиями.

— Я знаю, именно поэтому я и прошу вас, — последовал невозмутимый ответ. — Найти ее. Еще мне не хватало сплетен, что от меня сбежала моя собственная поломойка.

Похоже, она была расстроена и озабоченна.

— Вынужден вам отказать, — глухо отозвался Илья, начиная раздражаться.

— Значит так, — хозяйка дома встала на ноги и окинула Илью возмущенным взглядом. — Это не достойно вас, верно? Вы занимаетесь государственными тайными и дворянскими секретами. Позвольте заметить, мистер высокомерие, господин Кадуций, хорошая прислуга в доме большая ценность. Тем более в таком маленьком городе, как наш. А прислуга умеющая держать язык за зубами еще и редкость!

Затем она отшатнулась от тяжёлого взгляда Ильи и замолчала, сглатывая невысказанное. Руна посмотрела на него, пологая, что еще один такой выпад Анны Леопольдовны и тот вскипит. Она встала и подошла к нему, протягивая газету, раскрытой на странице, сообщающей о происшествиях. Первые несколько мгновений, Илья возмущенно испепелял девушку взором, затем перевел его на страницу, а затем замер. Прочитав новость, он трудно и шумно выдохнул, сурово и не добро посмотрел на Руну, а затем на расстроенную всем случившимся Анну Леопольдовну.

— Мадам, вы правы, — произнес он сухим тоном. — А я нет. Ваше замечание справедливо, попробуем помочь вашей беде. Может быть, это не проблема государственной важности, но быть благодарным за кров и репутацию дома, мы можем.

Он посмотрел на Руну, и та спрятала усмешку. Руна уже научилась понимать, когда Илья говорит серьезно, а когда ерничал. В отличие от хозяйки дома, та заулыбалась довольная и почти счастливая.

— Итак, расскажите все по порядку.

— В понедельник она убралась, все как обычно, а затем должна была прийти в четверг. Два других дня она убирается в других домах. Но она не пришла. Сегодня пятница, а от нее ни слуху, ни духу.

— Вы не думали мадам, что она могла заболеть или с ней могло что-то случиться?

— В четверг, когда она не пришла я так и подумала. Что возможно с ней что-то случилось. Но сегодня утром она прислала за своими вещами!

— Вещами?

— Верно, — повторила Анна Леопольдовна. — У нее свои щетки, ведра, метла и швабра. Она пользовалась только нашими тряпками и содой с мылом. Ну, конечно, мастика у всех своя. Паркетный пол такая головная боль. Бывает так трудно вывести пятна.

— Вы отдали? — вернул ее Илья в русло беседы.

— Конечно. Она хранила все вещи в одном ящике. Очень аккуратная и ответственная поломойка. Она давно работает у нас. Мне кажется лет двенадцать или одиннадцать. И за все годы ни одного случая нарекания. Я уже молчу об ее способности держать язык за зубами. Она не пришла и все. Я бы поняла, если бы между нами было какое-то непонимание, или что-то еще. Но, видит бог, все было как обычно.

— А Фани, ничего о ней не известно?

— Фани? Нет. Не думаю. Фани работает на кухне и редко общается с другими дворовыми.

— Может быть, Варвара с кем ссорилась? У нее склочный характер, — заметил Илья, наблюдая, как Руна слушая их разговор, безучастно смотрит в окно. Думает о чем-то, о своем.

— Нет. Не думаю.

— Я хочу поговорить с Фани. Но без вас. Я уверен, при вашем присутствии, она будет сбита с толку.

— Что вы имеет в виду?

— Только то, что нам стоит с ней пообщаться без вас.

Они побеседовали с Фани, но она толком ничего не рассказала. Фактически она повторила слово в слово слова барыни. Возможно ею же и наказанные. Затем Илья и Руна поднялись к себе.

— Что скажешь, — спросила она, не совсем понимая, его мотивов. — Это из-за Егора?

Илья покачал головой, собираясь немного почитать и лечь спать.

— Я подумала, что это из-за его смерти. Вы же были, — она не нашла подходящего слова. Сказать друзьями, у них были слишком разные социальные позиции. Сказать приятелями, будет оскорбительно для статуса Ильи. У него вообще сложные отношения с людьми, заметила Руна, осознав, что и свои отношения с ним может описать только, как служебные или по найму. Но разве ей кто поверит?

— Думаешь, его зарезали по глупости?

Илья подошел к столику с графином и стаканами налил воды, глядя как солнце садиться за горизонт и тонет в тумане дыма от печных труб. Весна в Сибири холодная долгая, иногда до лета лежал снег, так что дома топили чуть ли не восемь-девять месяцев в году.

— Да, мало ли кто его зарубил, — отозвался он, насыщаясь прохладной влагой. — Лихой он был человек. Бедовый. Давай спать.

Он стащил с себя рубашку, обнажаясь по пояс. Руна несколько секунд разглядывала его торс, крест на обычной нитке и шрамы, полагая, что получил он их давно. Их взгляды встретились, и несколько секунд Илья красноречиво смотрел в замершую Руну, не отрываясь, затем резко отвернулся.

— Пустое это, — отозвался глухо он. — Но если тебе интересно можешь полюбопытствовать, скажешься, от моего имени.

— Как кто? — сглотнула Руна, удивляясь, как разволновалась и вовсе не от его предложения. Смотрел он уж больно горячо, с потаенным жаром, что ли.

— Как моя поверенная.

— Угу, — кивнула она, вставая на вдруг отяжелевшие ноги и беря в руки кувшин. — Пойду, воды принесу на утро.

Она вышла за дверь и пробыла внизу достаточно времени, чтобы Илья лег спать. Сидела за столом с чашкой чая и прокручивала в голове случившееся. Странным все вместе казалось. Не убивают людей топором в лесу просто так, а поломойки бросающие своих хозяек с которыми были дружны много лет, уходят сразу с вещами. Опосля редко зачем присылают. Странно было это все и только.

Она поднялась в комнату, когда Илья уже лег. Разделась тихо, переодевшись в ночную рубаху, и легла рядом. Он не спал, скорее дремал. Руна знала все ритмы дыхания Ильи, за год выучила. Ей хотелось спросить его, но не тут ни в кровати. Здесь достаточно было одного вопроса, чтобы все повернулось в сторону страсти. И от этих мыслей о влечении, об Илье дыхание у самой Руны спутывалось. Взбивалось, становясь похожим на облака. Воздушные, легкие, пушистые. Ведь он мог повернуться, нависнуть над ее лицом и поцеловать… Она ощутила, как жар согревает ей щеки. Он уже целовал ее. Жарко, больно, несдержанно со страстью, по-всякому. А она не отвечала. Да, что они только не делали, стыдно вспомнить. Только все это было не настоящим, не взаправдашним. Ложным.