Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вон справа большая темно-красная лужа. Она уже давно не парит в морозном воздухе. Командира уволокли втроем, стонущего и матерящегося. И без ноги, разжеванной в клочья. И еще, говорят, Лейтенанта тоже нет. А если и есть, то неизвестно, будет ли жить.
Почувствовали хоть чуть-чуть? Хорошо, если да. Давайте сползите вместе со мной по стенке окопа. Хороший окоп, хороший. А как тяжело было рыть тебя, родной? Ой как тяжело. И киркой я тебя долбил, и ломом, прежде чем смог воткнуть штык лопаты. Зато сейчас, пусть и сыплются за шиворот мелкие кусочки земли, ты мне помог. Хотите воды? Нате вот, не жалко. Не нравится вкус, горькая? А что сделать? Там, где Прорыв, воду нужно чистить, чтобы не окочуриться от какой-нибудь дряни. Вот и чистят химики, кидают в нее всякую хрень и кипятят с разной дрянью. Пейте, пока можно спокойно пить. Скоро начнется снова. Откуда знаю? Да уж начнется. Поверьте мне.
Когда начинается Прорыв, Те идут сплошным потоком, давая лишь редкие минуты отдыха, которые начинаешь ценить так же, как ценишь в другой жизни время с женщиной. Или с мужчиной, в зависимости от вашего пола и интересов. Это дело не мое, а ваше личное. Надеюсь, что поняли.
Кто вон тот странный военный, у которого вся спина с задницей в кровавых лохмотьях? Это наш старшина, Мэйджик. Почему он ходит и орет, вместо того чтобы находиться у медиков? Да все просто: он один остался из старших по званию. Да, мы здесь обходимся минимум офицеров, вот и страдаем из-за этого. Нет, согласно штата они все есть. Только те, кто хочет получить звезд побольше, они сейчас в Штабе. Скоро, конечно, появятся. Как только журналюги прилетят на вертушке с сопровождением. Вот тогда-то они и появятся. Будут отвечать, корча героические рожи, на дурацкие вопросы о том, сколько шло Тех и какими силами закрыли очередной Прорыв. Принимая при этом вычурные позы, неуверенно лапая стволы, которые до этого пылилось в оружейке. Это они умеют.
Кстати, познакомьтесь. Вот он, лучший друг и собрат. Потрогайте, повертите в руках. Не бойтесь, я отсоединил магазин и выбросил патрон. Вот такой он, с острой серебряной головкой, крупный и обтекаемый. Я про патрик, который вы в пальцах держите. А мой лучший друг — вот он. Большой, тяжелый, матово-черный. Чуете, как он пахнет? Остатками смазки и порохом. Почему не горячий? Странный вопрос. Потому что уже остыл. И почищу я его чуть позже, когда будет совсем спокойно.
Страшно ли при Прорыве? Конечно, страшно. И это правильно. Не будешь бояться, так свихнешься. Вон как тот рыжий, который сейчас жонглирует тремя гранатами. Может взорваться? Конечно, может. Он и правда регулярно лежит в дурке. А потом все равно возвращается. Почему? Да потому, что не представляет себя без всего этого, и мы без него. Сколько жизней он спас — тяжело сосчитать. Да все мы здесь немного не того, а куда деваться?
Добровольцы? Да, мы все добровольцы. Почему? Да как-то получилось. Говорю же — сумасшедшие, все до единого. Какое к черту благородство и патриотизм! Хотя… Ладно, хватит на сегодня. Надеюсь, что понравилось. А то вон, опять замельтешили. Е…
Тени в густом тумане, странные, нереальные, кажущиеся перенесенными сюда с полотен Босха, Дали либо Гиггера. Несутся прямо на камеру оператора, мгновенно прекратившего репортаж, развернувшегося в сторону очередного Прорыва. Скачут, бегут, ползут, летят, щерятся шипами, рогами, наростами. Плюются тем, чем могут плюнуть, метают собственные иглы-стрелы, бьют бронированными хвостами. Камера успевает ухватить момент, когда смазанным движением прямо перед объективом возникает подрагивающий конец костяного штыря. Потом в объективе появляется низкое и серое небо, она чуть трясется в такт судорогам агонизирующего человека, решившего заработать там, куда ему лучше было не соваться. И все…
* * *
Из отчета Государственной чрезвычайной комиссии престолоблюстителю Российской Империи, светлейшему князю…
«…Результатом стало появление в различных точках земного шара мест так называемых Прорывов. На данный момент одной из основных гипотез возникновения является версия, выдвинутая учеными лаборатории „Янтарь“, входящей в состав группы объединения „БАРС“ при ИМО.
Данные, указанные в пояснительной записке к проекту „Полночь“, указывают на то, что молекулярные связи так называемой некросферы, открытой около ста лет назад группой профессора Щепетнева, были нарушены в результате экспериментов на известном Вам объекте в Швейцарии. Равно как тогда же, используя практику проколов пространственного континуума, были созданы первые попытки прохода на Сопредельные пространства. Результатами данных исследований явились активизация некросферы и появления так называемых Прорывов.
На сегодняшний момент возможность закрытия основных мест Прорывов с помощью применения тактических ядерных зарядов не представляется возможной. Гипотетически расчеты, сделанные сотрудниками лаборатории „Янтарь“, доказывают, что энергии, выделяемой стандартной боеголовкой ракет „Шестопер“, хватит на приведение молекулярных связей в состояние, близкое к стабильному. Но побочным результатом может также стать уничтожение близлежащих территорий в связи с тем, что энергия взрывов будет многократно увеличена за счет собственной аккумулированной энергии так называемых Нор, являющихся основными образующими факторами Прорывов.
Ответственно можно заявить о том, что результаты исследований сотрудников лаборатории „Янтарь“ должны быть полностью засекречены…»
* * *
— Мама… мамочка… — детский голос, сухой, болезненный. В подвале темно, жарко и сухо. Так сухо, что кажется, что это не подвал в Рязани, а палатка посреди Сахары или Каракумов. — Скоро можно будет отсюда выйти? Пить так хочется…
— Потерпи, милая. — Голос матери полон боли, горькой безнадеги и отчаяния. Она пытается справиться с собой, чтобы не пугать старшую. Младший, четырехлетний сын, сейчас забылся в тяжелом сне. Худенькая грудь с хрипом поднимается, ему плохо.
Господи, как же давно это было… Вчера. То самое вчера, когда она осталась с детьми на даче, а муж с братом поехали в город, чтобы докупить пива, мяса и прочего. Когда на радиоволне, передающей веселое ретро, вдруг раздался резкий свист, предваряющий самый страшный из сигналов ИМЧС, которые она учила в школе. И схватив в охапку детей, она кинулась к погребу, глубокому, надежному, капитальному.
Потом был удар, грохот и рев наверху. Все это было, да. И первые, самые страшные минуты, когда старшая, Даша, кричала, прижав руки к лицу. А Степка, зарывшийся маме в грудь, молча трясся и плакал, не понимая ничего и чувствуя тот страх, что сейчас тряс ее.
Что это было? Почему? И кто смог это наконец сделать? И за что?!
* * *
— И когда с неба пошли сжигающие все дожди, и снег был алым, города лежали в разрухе, то именно тогда, мальчиши, твари вернулись. И это было уже на моей памяти. С тех пор каждый рассвет стал именно таким, каков есть сейчас. Дающим надежду, дарующим счастье от того, что ты его просто видишь. Ведь раз видишь, значит, ты жив. И ножницы прях не перерезали нить судьбы, которая есть у каждого.