Люблю я Скваманду. Постоянно жить там вредно для моего здоровья – столичная стража мало похожа на сонную и ленивую охранку Хроквера, – но бывать стараюсь почаще. Нет города красивее и величественнее во всем мире, а я-то во всех двенадцати Землях побывал, каких только чудес не видел.

Городская стена была настоящей стеной – высокой, неприступной, ощетинившейся сторожевыми башнями и бойницами. Круглые крыши домов – другой архитектуры столица не признавала – матово отсвечивают черной смолой все как одна. В центре города стоит главный дом, жилище Сына Скорпиона. Его крыша также черна, но покрыта не смолой, а черным мрамором. На таком фоне белый рисунок огромного скорпиона смотрится особенно впечатляюще. Скорпион выложен из костей разбойников и душегубов. Как обычно в такие моменты сердце сжалось, дыхание перехватило. И от преклонения перед великим символом, и… Где-то среди тех костей есть останки моего наставника, Тощего Карамаса. Быть может, вскорости и мне суждено пожертвовать косточку-другую для замены старых и иссохших.

Ну, тут я гордыню свою умерил. Рылом ты не вышел, Бурдюк, чтобы твои ребра на такое великое дело пошли. Кто был Карамас и кто ты… И по сей день молодым ворам рассказывают историю про то, как Карамас из опочивальни Сына Скорпиона вазу вынес. Да, ночную вазу, зато из чистого золота. Чтобы в такой дом залезть, смелости надо вдвое больше, чем мне отпущено. А чтобы назад живым вылезть – умения втрое. И удача, само собой, улыбнуться должна, в нашем деле без этого никак. Она от наставника моего только раз отвернулась, восемь лет назад. Впрочем, обычно второго раза и не требуется.

Ладно, перевел взгляд свой я дальше, на Храм. Прищурился. Показалось? Ладонь к глазам поднес – да нет, похоже, не показалось. Острое, изогнутое, смертельно опасное Жало на крыше, вонзенное прямо в небо, стало заметно выше. А ведь оно и без того было в двадцать два человеческих роста. Выше только знаменитый водопад в Лиане был.

Нынешний Сын Скорпиона, как только сан принял, сразу перед всеми зодчими Земли задачу поставил: устранить эту несправедливость, сделать так, чтобы ничто в мире не смело возвышаться над священным Жалом. Только желающих не нашлось, несмотря на щедрые посулы. Почему – понятно любому, знакомому с науками хоть немного. Мне, например. Было бы Жало вертикальным, проблем бы особых не возникло. Так оно ведь, во-первых, кривое, как и надлежит, во-вторых, под углом расположено. В этом угле вся прелесть, так Жало совсем живым выглядит. Настоящим, опасным. Видать, тот, кто Храм строил, дело свое знал. Только по этой самой причине он максимально возможный размер определил и точно выдержал. Потому казалось, что Жало держится на своем месте только чудом.

Сейчас это впечатление здорово усилилось. Неведомый мне мастер добавил к длине Жала добрых два роста, и глаза уверяли меня, что Жало уже падает. Я поймал себя на мысли, что встряхиваю головой, пытаясь избавиться от этого наваждения и убедиться, что Жало все так же грозно нависает над городом. Ай да зодчий, доведется его увидеть – пожму руку. Утер нос высокомерным водолеям. Пари могу держать, они ведь свой водопад намеренно строили выше Жала, чтобы потешить свое болезненное самолюбие. Пусть теперь знают свое место.

Рядом со мной что-то зашуршало, и я повернул голову налево. Оказывается, я так увлекся созерцанием нашей славной столицы, что не заметил, как Эписанф встал рядом. Губы мои сами собой растянулись в покровительственной улыбке – видно, величие Скваманды затронуло даже темную душу варвара. На его вытянутой физиономии застыло выражение человека, впервые в жизни узревшего нечто знаменательное. «Быть может, Непосвященные не ущербны по самой своей природе, – подумал я великодушно, – а просто несчастны, ибо обделены милостью богов? И если их вразумить, то будут они почти как нормальные люди?»

Изъян в такой логике, конечно, имелся. Ни с того ни с сего бессмертные боги не стали бы отворачиваться от варваров. Ведь даже грубые и неотесанные тельцы пользуются покровительством одного из Пантеона. А жалкие варвары готовы каждого мелкого лесного духа почитать за бога.

– Скажи, Бурдюк, – хриплым голосом обратился ко мне Эписанф, – этот скорпион… ну, тот, что на крыше… Я читал… Он что, на самом деле…

– На самом, – прервал я поток его красноречия.

Неуместная гордость тронула мне сердце. Значит, даже кое-кто из варваров слышал кое-что о Скваманде.

– Глаз все еще дрыхнет? – немного более резко, чем требовалось, спросил я. Не тот собеседник варвар, чтобы обсуждать с ним наши святыни.

– Что? А, Глаз… Да, наверное. Из повозки он не выходил.

Плотно задев плечом Эписанфа, я подошел к повозке. С того момента как я ее покинул, ничего не изменилось. Глаз действительно спал, запрокинув голову и широко раскрыв рот, а Лаита… Ну да, Лаита сидела все в той же позе. Изваяние, честное слово. Мне вдруг стало обидно, что она не посмотрела на столицу, не смогла оценить…

Я себя одернул. Что-то и вправду со мной не так, каша какая-то в голове. С накатившей злостью я дернул Глаза за ногу. Проснулся друг мой моментально и даже принял сидячее положение, растерянно хлопая глазами.

– Ты чего? – оформил он наконец свои мысли в слова.

– К Скваманде подъезжаем, – буркнул я. – Хватит спать.

Наверное, около минуты Глаз на меня молча смотрел. Умеет он смотреть. Не скажу, что лицо у него шибко выразительное, скорее наоборот – мимика не богаче наших с ним карманов. Но выразить многое взглядом своего единственного глаза – это да, в этом немногие с моим другом сравнятся.

В общем, довольно скоро этот сверлящий взор прошел сквозь мою толстую кожу, и я начал чувствовать себя неуютно. Я даже рад был, когда Глаз заговорил.

– Надо же, подъезжаем к Скваманде, значит, – сладким голоском пробулькал он, сокрушенно качая головой. – Действительно, какой уж тут сон… Какого беса ты меня разбудил?! – взревел он так внезапно и так громко, что даже Лаита вздрогнула.

– Так… почти приехали ведь, – сказал я, осознавая, что реплика моя звучит жалко.

– Почти! – Глаз затряс руками в воздухе. – Почти! Чего тебе неймется, скажи? Оказавшись возле какой-нибудь харчевни, я проснулся бы сам, так какой смысл выдергивать мне ногу?

Возразить мне было нечего, Глаз был прав. Сколько раз уже я имел возможность убедиться, что аромат доброй еды пробуждает его мгновенно. Пришлось перейти в контратаку.

– А чего это ты спишь, когда я уже проснулся?! – зарычал я, стараясь не уступить другу в экспрессивности.

Против этого аргумента у Глаза не нашлось возражений. Побуравив меня еще немного взглядом – но уже без вдохновения, а следовательно, и без прежнего эффекта – он просто улегся обратно, прошептав что-то одними губами. Сильно развитая интуиция подсказала мне, что это были отнюдь не комплименты в мой адрес, но по широте своей души я не стал уточнять.

– Поехали, Эписанф, – бросил я, снова устраиваясь на козлах.

– К воротам? – некстати решил спросить он.

– А что, твоя кобыла умеет ездить сквозь стены? – оскалился я, и варвар больше не проронил ни звука до самых ворот.