— Итак, Жерно Гурдже? — сказал Маврин-Скел, появляясь на краю полянки.

Гурдже, обеими руками ухватив терминал, встал, глядя на приближающегося автономника; тот ярко блестел на солнце. Он заставил себя расслабиться, сунул терминал в карман куртки и сел на скамейку, скрестив ноги.

— Что «итак», Маврин-Скел?

— Решение. — Машина подплыла к его лицу. Поля ее были официально-синими. — Будете ходатайствовать за меня?

— А если буду, но вам это не поможет?

— Придется постараться еще сильнее. Они вас послушают, если вы будете достаточно убедительны.

— А если это не так и они меня не послушают?

— Тогда мне придется решать, известить публику о вашем маленьком приключении или нет. Конечно, это было бы забавно… но, может, я бы попридержал эти сведения — ведь вы можете оказаться полезным в чем-нибудь другом. Никогда нельзя знать заранее.

— Вот уж точно.

— Я видел вчера у вас гостя.

— Я так и думал, что это не пройдет мимо вас.

— Похоже, это был автономник Контакта.

— Был.

— Я бы хотел сделать вид, что мне известно содержание вашей беседы, но, когда вы удалились в дом, пришлось прекратить подслушивание. Кажется, я слышал, что речь шла о путешествии, а?

— О своего рода круизе.

— И это все?

— Нет.

— Гм, позволю себе предположить: они, вероятно, хотят, чтобы вы вступили в Контакт, стали Координатором, одним из их планировщиков. Кем-то в этом роде. Нет?

Гурдже покачал головой. Автономник раскачивался в воздухе из стороны в сторону. Гурдже не был уверен, что понимает смысл этого жеста.

— Понятно. А обо мне вы уже говорили?

— Нет.

— Я думаю, вам следовало бы это сделать. А вы как считаете?

— Я не уверен, что сделаю то, о чем они просят. Я еще не решил.

— Почему? О чем они вас просят? Разве это не сравнимо с позором…

— Я сделаю то, что сочту нужным, — сказал Гурдже, вставая. — Я ведь могу поступить и так, верно, автономник? Даже если мне удастся убедить Контакт вернуть вас, у вас и вашего друга «Дипломатии канонерок» все равно останется запись. И как я смогу предотвратить новый шантаж?

— Ах, так вы даже знаете его имя. А я-то спрашивал себя, что это вы с Узлом Чиарка надумали. Что ж, Гурдже, задайте себе такой вопрос: что еще я могу хотеть от вас? Мне ведь больше ничего не надо — пусть только мне разрешат быть тем, чем я должен быть. Когда я вернусь в это состояние, у меня будет все, что я только могу пожелать. Остальное будет не в вашей власти. Я хочу сражаться, Гурдже, — для этого я и был создан: чтобы использовать мастерство, коварство и силу, чтобы выигрывать сражения для нашей дорогой, возлюбленной Культуры. Я не заинтересован в том, чтобы манипулировать другими или принимать стратегические решения, — такая власть меня не влечет. Я хочу распоряжаться только своей собственной судьбой.

— Отлично сказано.

Гурдже вытащил мертвый терминал из кармана, повертел его в руках. Маврин-Скел с расстояния в два-три метра выхватил терминал из его рук, завел себе под корпус и аккуратно сложил пополам, потом еще раз — на четвертинки; машина в виде ручки щелкнула и сломалась. Маврин-Скел смял обломки в маленький рваный шарик.

— Я теряю терпение, Жерно Гурдже. На ваш взгляд, время то убыстряется, то замедляется, а я думаю, оно летит, и очень быстро. Скажем, я вам даю еще четыре дня, а? У вас остается сто двадцать восемь часов, прежде чем я попрошу «Канонерку» сделать вас еще известнее, чем теперь.

Автономник швырнул ему испорченный терминал, Гурдже поймал его.

Маленький автономник поплыл прочь с полянки.

— Буду ждать вашего вызова, — сказал он. — Советую обзавестись новым терминалом. И осторожнее, когда будете возвращаться в Икрох, — в диком лесу опасно, если нет возможности вызвать помощь.

— Пять лет? — задумчиво произнес Хамлис. — Да, игра ничего себе, но за такой долгий срок вы не растеряете свои навыки? Вы хорошо все это обдумали, Гурдже? Не позволяйте им втянуть вас во что-нибудь, о чем потом пожалеете.

Они находились в самом нижнем подвале Икроха. Гурдже пригласил туда Хамлиса, чтобы рассказать ему об Азаде. Но сначала он заставил автономника принести клятву, что тот сохранит услышанное в тайне. Автономника Узла они оставили охранять вход в подвал, и Хамлис старательно проверил — не прослушивает ли их кто- или что-нибудь, а кроме этого, генерировал достаточно достоверный образ тихого поля вокруг них. Они говорили на фоне трубопроводов, внутри которых что-то шипело в темноте. Голые камни стен были покрыты сумеречно поблескивавшими капельками влаги.

Гурдже покачал головой. В подвале негде было сесть, а потолок не позволял встать в полный рост, поэтому он стоял, наклонив голову.

— Думаю, я решусь на это, — сказал он, не глядя на Хамлиса. — Если станет слишком уж трудно, если я передумаю, я всегда смогу вернуться.

— Слишком уж трудно? — удивленно переспросил Хамлис. — Это на вас не похоже. Я согласен, игра очень серьезная, но…

— Так или иначе, я смогу вернуться.

Хамлис ответил не сразу:

— Да, конечно же, вы сможете вернуться.

Гурдже так еще и не знал, правильно ли он поступает. Он попытался все обдумать, подвергнуть свое положение холодному логическому анализу, как обычно делал во время игры, попадая в передряги. Но, похоже, сейчас это сделать не удавалось, словно его способности были применимы лишь к далеким абстрактным проблемам, а не к чему-то так сложно вплетенному в его собственное эмоциональное состояние.

Он хотел улететь, чтобы избавиться от Маврин-Скела, но (пришлось признаться себе) его, ко всему прочему, притягивал Азад. И не только сама игра. Она все еще оставалась немного ирреальной, слишком сложной, чтобы относиться к ней всерьез. Его интересовала сама империя.

Но, с другой стороны, он, конечно же, хотел остаться. До той ночи в Тронце его вполне устраивала его жизнь. Он никогда не был полностью удовлетворен, но разве кто-нибудь бывает? Теперь, оглядываясь на свою жизнь, он считал ее идиллической. Время от времени он мог проиграть какую-нибудь игру, мог полагать, что другого игрока незаслуженно возносят выше него, вожделеть к Йей Меристину и чувствовать себя уязвленным, когда она предпочитала других. Но все это были мелочи в сравнении с тем, чем грозил ему Маврин-Скел, и с маячившей впереди пятилетней ссылкой.

— Нет, — сказал он, уставившись в пол. — Я все же полечу.

— Ну хорошо, только это так на вас не похоже, Гурдже. Вы всегда вели себя так… размеренно. Так держали себя в руках.

— Вы говорите обо мне так, будто я — машина, — устало сказал Гурдже.

— Нет, просто вы были более предсказуемым, чем сейчас, более понятным.