Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На душе стало тепло-тепло. Как будто эти фрицы привет от Златы передали. Жива, значит. Хорошо…
Я переместился вдоль кустов, продолжая изучать обстановку. Кроме этих троих никто больше не отсвечивал. Вроде как, реально нет никого. По разговору тоже стало понятно, что своих они ждут не раньше обеда завтрашнего дня.
Значит, пора действовать. Еще проторможу, ожидая полезных сведений, совсем рассветет.
Я присел рядом с генератором. Классная штука — вермахтовский штормерцайгер! Неубиваемый, те, что я в своем времени видел, до сих пор работают. Такую бы вещицу в отряд Слободского притащить…
Я выдернул провод и тут же прыгнул вперед. Настиг фрица который как раз расстегивал штаны, и всадил нож ему в шею. Он булькнул и, не успев даже удивиться, повалился на бок.
— Что такое? Бензин что ли закончился?
— Наверное, Кипп опять об провод споткнулся. Эй, Кипп, ты нам свет отключил!
— Кипп?
— Да-да, сейчас починю! — хрипло откашлявшись, вместо фрица ответил я, аккуратно опуская его на землю. Пригнулся. Переместился ближе к палатке. Замер за углом.
— Почему так? Смотрел на лампочки, а когда они погасли, то в глазах до сих пор светятся? — фриц топтался совсем рядом. Я выпрыгнул из-за палатки.
— Эй, ты кто тако… — успел вскрикнуть фриц до того, как мой нож погрузился ему в шею. Готов!
— Стой! Стрелять буду! — выкрикнул третий, и одновременно с возгласом рядом с моим ухом свистнула пуля. Я прянул в сторону, выискивая, где он засел. Достал пистолеn. Твою мать, я надеялся как-то без стрельбы обойтись. Выстрелы далеко слышно, вдруг патруль какой еще поблизости ошивается, прибегут по тревоге. Да и пшеки эти вместе с Доминикой где-то по лесам еще шныряют.
— Руки вверх! — скомандовал оставшийся в живых фриц.
— Ага, делать мне больше нечего… — пробурчал я, проползая вдоль стола в ту сторону, откуда доносился голос.
Бах! Еще один выстрел. Примерно в то место, откуда я уже ушел.
— Сдавайся! — снова выкрикнул фриц. Но уверенности в его голосе не было. Ага, вон там он засел! За поваленным деревом. Молодец, неплохая позиция. Вот только теперь мне его башку на фоне светлеющего неба видно как на картинке. Я прицелился…
Бах!
Готов.
Я замер, прислушиваясь. Вдруг все-таки есть еще четвертый. Мало ли, дрых в палатке, а сейчас проснулся.
Ничего. Ветер шуршит еще не опавшими листьями. И сквозь шелест пробивается плач младенца. Нашумел. Разбудили-таки батю.
Я поднялся на ноги и двинул к палатке, прихватив со стола фонарик. Скользнул лучом по «внутреннему убранству». Деревянные нары, стол, стеллаж, радиостанция. Бумаги какие-то. Длинные колонки цифр. Черт его знает, может шифровки какие-то, а может результаты наблюдений за погодой. Сгреб всю папку, нехай чекисты разбираются. Или Хайдаров.
Выключил фонарь, вышел осторожно. Все еще никого. Можно проезжать.
Рванул бегом обратно к машине.
— Дядя Саша! — облегченно выдохнул Яшка. — А мы уж тут думали…
— Не фиг думать, надо ехать, пока не рассвело! — я запрыгнул в лоханку. — Только возле лагеря там притормози, хочу генератор забрать.
— Возле какого еще лагеря?
— Там увидишь, трогай!
Лоханка двинулась по извилистой лесной тропе, уворачиваясь от деревьев. Дорогой это можно было назвать только с очень большой натяжкой. Хотя раз лоханка проходит, значит сгодится, что уж.
— Вот ведь немчура… На том самом хитром броде свою хибару поставили… — прошипел Яшка.
— Притормози тут, — я выскочил из машины. — Негоже трофеи бросать.
Забрать, конечно, хотелось вообще все, включая палатку. Но крохотная лоханка не потянула бы, да и разбирать лагерь — это время. Так что я ограничился только тем, что можно было схватить по-быстрому. Генератор, пара винтовок, ящик с консервами, который приметил еще когда палатку осматривал. На секунду задержался, споткнувшись взглядом о стоявший на столе котелок, из которого одуряюще пахло кофе.
Да, бл*ха, хрен с ним! Схватил котелок и отхлебнул горькой черной жижи прямо через край. По венам прямо-таки электрический ток растекся. На самом деле, не такой уж я фанат кофе, просто конкретно сейчас почему-то его так дьявольски захотелось, что даже вот эта кисловатая бурда с похрустывающими на зубах частичками показалась райским нектаром.
— Все, ходу! — я забрался обратно в машину. — Двигаем как можно дальше, пока совсем не рассвело.
В Свободном мы оказались к ночи. На рассвете нашли подходящий овражек, схоронились и смогли немного подремать. Когда спустились сумерки, двинулись дальше. Не доезжая до места, я сказал Яшке заглушить машину и ждать. А сам двинул дальше пешком. Свободное охраняли ревностно, не хватало еще, чтобы нашу лоханку на «подлете» расстреляли.
К счастью, в дозоре был старый знакомец из отряда Слободского. Конопатый Митяй меня тоже сразу узнал, хоть и удивился. Всполошился было, мол, вдруг тревогу надо объявлять или что. Но я его успокоил, в двух словах обсказав в чем дело. Тот ткнул мне пальцем в дом председателя.
Не очень приятные воспоминания слегка царапнули память. Ох, и не понравился мне тогда этот председатель… Пашку-предателя на чистую воду вывели, но этот хрен в костюмчике мне тоже показался подозрительным.
В добротном доме окна не светились, спят уже, видать. Ничего, продерут глаза, мы все сейчас на службе.
Я взбежал на высокое крыльцо и забарабанил в дверь. Стучать пришлось довольно долго. Потом, наконец, с той стороны заскрипели половицы.
— Кого черти принесли? — раздался недовольный голос.
— Волков это, товарищ председатель, — отозвался я. — Из отряда Слободского.
— Чего надо? Фрицы напали опять? — буркнули из-за двери.
— Нет, я по другому делу, — сказал я, уже начиная закипать. Вот что за м*дак, а? Время хреновое, всем тревожно. Какого черта в таком тоне разговаривать, будто он барин, а я милостыню пришел просить?
— Утром приходи, — сварливо сказал председатель. — У меня рабочий день с восьми.
И половицы снова скрипнули. Типа, он собрался обратно в постель возвращаться? Под бок к своей толстой женушке? Не знаю уж, с чего я решил, что у него есть жена, и что она непременно толстая, но как-то так само представилось.
— Слушай меня внимательно, председатель, — с угрозой в голосе проговорил я. — Сейчас я высажу дверь и начищу тебе рыло так, что мама родная не узнает. А потом ты еще прощения будешь просить у всех, кому нахамил, морда партийная.
— Да, что вы себе позволяете⁈ — взвизгнули за дверью.
— Считаю до двух, — сказал я. — Откроешь сам, морда останется целой. Хорошо меня понял? Раз…
Сработало. Заскрипел засов. Все-таки народные слуги в какой-то момент начинают, натурально, берега путать. Значит таких слуг надо воспитывать. Терапевтическими люлями.
— Что вам нужно? — сварливо спросил председатель, представ передо мной во всей красе своей полосатой пижамы. На ногах — шерстяные носки. На голове — вязаная шапочка. Ну чисто дворянин в своем сельском уединении.
— Поговорить, — не обращая внимания на его попытку не пустить меня в дом, я оттер его плечом и зашел в сени. — Что уставился? На улице — собачий холод, и кто вообще на пороге серьезные разговоры ведет?
Я двинул дальше. Открыл дверь в гостиную, огляделся. Кучеряво живет лидер партийной ячейки. Круглый стол, накрытый вышитой скатертью, на стенах не то ковры не то гобелены, сервант с хрусталем, пол устлан половиками весь. Напольные часы с кукушкой. Едой какой-то ароматной пахнет. Не сказать, чтобы прямо роскошная обстановка, но весьма… зажиточно.
Я плюхнулся на стул и похлопал по соседнему рукой.
— Ты садись, председатель, в ногах правды-то нет.
На сытенькой роже появилось возмущенное выражение оскорбленной невинности. Он открывал и закрывал рот, как рыба на берегу. Видать, даже слов от удивления не нашлось.
Но сел. Выпрямил спину, будто швабру проглотил.
— Значит так, председатель, — сказал я и вдруг понял, что не помню как его зовут. Вроде, кто-то называл его при мне… Или нет. — Как тебя по батюшке-то?
— Иван Никанорович, — степенно отозвался он.
— Ага, Никанорыч… — я кивнул. Вообще, поведи этот хрен себя по-человечески, я бы вел себя не так нагло и развязно. Что такое субординация, мне известно. А он тут какой-никакой, а главный. Но он и с прошлого раза мне показался подозрительным, да и сейчас меня тоже выбесил. — Я привез из Заовражино девушку с ребенком. Только родился. Надо ее устроить, накормить и врачу показать.