Оссер Гант сидел рядом с епископом и тоже был простужен. Два старика чихали и плевались хором. Миана, Мартен и я расположились напротив, лицом по ходу движения. Я пробрался к окну и поставил грязные ноги на ковер.

— Тебе понадобятся кормилица и повитуха, — заявил я. — Епископ, камергер и полководец не слишком-то помогут, когда придет время.

— У меня три кормилицы и две хорошие повитухи. — Миана пригвоздила меня взглядом. — Дженни и Сара остались дома, в Логове. Я не ожидала, что меня вот так выпихнут в Годд, а потом поволокут на Конгрессию!

— Нам просто надо нанять кого-нибудь по пути, — сказал я.

— Каких-то беспризорных бродяжек? Деревенских девок, навострившихся принимать роды у коров и овец?

Трудно ожидать рассудительности от женщины, которая вот-вот разродится. Я все еще не знал, как ко всему этому относиться. Похоже, дело непростое, и я был рад, что мне самому не придется отдуваться.

— Крестьяне тоже рожают, Миана. Почти все. Но нет, никаких деревенских девок. Мы поедем через Тевтонию. Говорят, она хотя бы частично цивилизованная. Остановимся у кого-то из местных лордов и заставим его найти достаточно опытных женщин, пригодных для такой работы.

Я смотрел через оконную решетку, просто не терпелось выбраться наружу. Я провел в карете целую минуту, и мне хватило. Обменять место в карете и все эти пышные подушки на седло Брейта было бы вполне честно, учитывая, что я еще и обменял бы компанию Гомста и Оссера с их соплями и чиханием на свежий воздух и отличный вид. Снаружи проносились мимо равнины Геллета, красивые, зеленые, перемежающиеся полями и рощицами, уже начинающими желтеть. Никаких признаков хаоса, который я сеял на севере в Красном замке.

Мы ехали через Геллет, находящийся под юрисдикцией Империи, в сторону Аттара и моста через реку Райм у города Гонт. Оттуда капитан Харран собирался вести нас вдоль реки Дануб через полдюжины тевтонских королевств до самой Вьены. По расчетам, на все это должно было уйти недели три. Добравшись до Дануба, мы могли бы ускорить продвижение и улучшить условия, если бы пересели на речное судно, но с тремя сотнями лошадей и их всадниками на борту суда имеют обыкновение тонуть, а если не брать кавалерию, любая баржа, везущая меня по Тевтонии, точно затонет. Мой отец заключил союзы с тевтонскими королевствами, особенно со Скорроном, и тевтонцам не улыбалось, чтобы к западу от них объединились прибрежные государства.

— Йорг? — позвала Миана.

— Да?

Она вздохнула и сложила на животе маленькие ручки.

— Да.

Я угадал ответ. Похоже, это ее устраивало. Она кивнула и заговорила с Мартеном.

Вскоре он сам запросится наружу. Ушибы заживут через несколько дней, ну, чуть позже, все же он немолод, и он захочет ехать верхом. Меня что-то беспокоило, вероятно, вина за то, что я так легко покинул Миану. Представлялось возможным, что мне захочется быть рядом с ней, но я отказался. Она мне, конечно, нравилась, но не настолько, чтобы проторчать с ней три недели в карете. Я подумал: интересно, найдется ли мужчина, готовый провести три недели рядом с женой? Было бы иначе, если бы я сам выбрал ее? Если бы она выбрала меня? Если бы рядом со мной была не она, а Катрин?

— И о чем ты думаешь, Йорг? — спросила она, пристально глядя на меня темными глазами. Не черными, но зеленоватыми, как листва в лунном свете. Раньше я не замечал, какого они цвета. Странно, на что и при каких обстоятельствах можно обратить внимание.

— Я думаю, что пора бы мне вытащить свои грязные сапоги из этой пышной кареты и посмотреть, не завел ли нас Харран невесть куда.

Она промолчала, но по уголкам губ я понял — она разочарована. Я вышел, не чувствуя себя королем. Жизнь сложная штука, даже когда никто не пытается вас убить.

Я какое-то время ехал рядом с каретой в мрачном расположении духа. Капал мелкий дождик, теплый не по сезону, и ветер задувал его мне в лицо, под каким бы углом я ни держал голову. Макин ехал со своей обычной усмешкой, сплевывая дождь и утирая его со щек.

— Славная погодка.

— Те, кто говорит о погоде, могли бы уж признать, что им нечего сказать, им просто нравится звук собственного голоса.

Макин ухмыльнулся еще шире.

— А правда, деревья сейчас красивые?

Подозреваю, он нюхнул гвоздики — ею от него пахло почти непрестанно.

— А ты знаешь, почему листва меняет цвет?

Она и правда была замечательно красива. Лес сомкнулся над нами разноцветным пологом — от темно-красного до огненно-рыжего, осеннее пламя пылало прямо под дождем.

— Не знаю. А почему, собственно?

— Прежде чем дерево сбросит лист, оно накачивает его ядом, от которого иначе просто не может избавиться. Этот красный цвет все равно что человеческая кожа, покрытая разорванными венами после того, как убийца напихал в чей-то последний ужин разрыв-травы. Яд распространяется по телу, и человек умирает.

— Вот уж не думал, что смерть бывает так хороша на вид, — сказал он, не собираясь униматься.

Какое-то время мы ехали молча, и я подумал, что люди — это листья мира. Может статься, когда мы стареем, мир наполняет нас своими ядами, и вот, состарившись и наполнившись этой желчью до краев, мы проваливаемся в ад и забираем ее с собой. Возможно, если бы смерти не было, мир захлебнулся бы в собственной скверне. Северяне, люди Синдри, говорят, что в центре всего растет древо Иггдрасиль и все, включая вселенные, свисает с него. И у Синдри есть сестра с молочного цвета волосами, Элин, высокая, светлоглазая. Приходи ко мне зимой, сказала она. Я запомнил ее глаза в тот самый миг, когда встретил ее. Глаза Мианы — только через три года. Дерево, может, и стоит в центре мира стариков, а я, куда ни обернусь, вижу женщину. У молодых мужчин обычно так и бывает.

Три дня спустя солдаты лорда Редмала открыли ворота и пропустили нас через границу в Аттар. Дед Редмала выстроил на дороге форт лет пятьдесят назад, чтобы люди Геллета знали, когда их не желают видеть. Мерл Геллетар сравнял его с землей за десять лет до того, как я превратил его самого в отравленную пыль. Солдаты Аттара теперь заполонили руины форта и смотрели на проезжающую мимо Золотую Гвардию с нескрываемым восхищением.

На карте Аттар выглядит довольно внушительно, но Машина Зла все еще вращается в Натале, уже десять веков вращается, и север Аттара — сплошная пустошь. Говорят, не боязнь отравления мешает людям приблизиться к Наталю, а простая уверенность, что там все неправильно.

Путь через холмы Аттара занял один день. На южных склонах разводят виноградники и выращивают виноград, из которого делается «Кровь Аттара», вино, которое подают к столу многих королей. На границах этой территории, там, где холмы перешли в табачные плантации, Красный Кент проскакал назад от начала колонны и принес вести.

— Впереди еще колонна Гвардии, сир, — сказал он так покорно, как только можно. Думаю, Кенту ужасно нравилось быть рыцарем, и, даже весь обожженный, с жутким сиплым голосом, он славно служил королю и мог выполнить любое опасное поручение.