Когда Эдвин, перевалившись через борт, оказывается в лодке, Мона продолжает выспрашивать:

– Как вода?

– Нормальная. Немного холодновата, но работать можно. Глубина – каких-нибудь двадцать футов. Может, чуть больше.

– Что ты там хоть видел, расскажи, – не может удержаться от вопроса снедаемый любопытством Поль. О рыбной ловле он уже позабыл и даже не чувствует осторожного подергивания за леску какой-то мелкой рыбешки. Весь превратившись во внимание, он не спускает с Эдвина широко раскрытых глаз.

– Пока ничего особенного, – сознается Эдвин. – Обломки судна раскиданы на большой площади. К тому же занесены песком. Не так, чтобы уж очень – здесь постоянные течения, – но разглядеть вот так, все сразу, непросто. Пока что определил, где находится корма: она самая высокая. А нам надо установить, где расположен трюм, вернее, его остатки. Там и будем искать. Так что работы непочатый край. Хватит на всех.

Последние слова адресованы прежде всего Полю, который больше всего боится, что ему придется только ловить рыбу, подстраховывать Эдвина и Мону да смотреть, как они таскают на поверхность сокровища.

– Эх, нам бы хоть один акваланг! – упершись поудобнее спиной в тугой борт лодки и закрыв глаза, вздыхает Эдвин. – Вот тогда бы мы развернулись…

– С аквалангом все герои, – пытается подбодрить Эдвина Мона. – А мы вот и без акваланга возьмем да и найдем золото. Сейчас испытаем твое изобретение. Думаю, оно облегчит немного наши поиски.

– Будем надеяться, – отзывается Эдвин.

– Эд, а акулы правда здесь водятся? – успев уже забыть о недавнем розыгрыше, встревает в разговор Поль.

– Акул в этих местах я ни раньше, ни сегодня не видел. А вот осьминог, большущий такой осьминог, должен здесь обитать – попадался когда-то на глаза.

– А на людей они нападают, эти осьминоги? – допытывается Поль, стараясь при этом казаться равнодушным.

– Осьминоги – самые мирные твари, – отвечает Эдвин. – Однако злоупотреблять ихним миролюбием не советую. Последствия могут быть плачевными.

– Понятно, – в голосе Поля слышится разочарование. Можно подумать, что он уже приготовился к схватке с этим страшилищем, но оно оказалось трусливым и не пожелало драться.

– И вообще, – продолжает Эдвин, – в море никого не следует трогать. Кроме, разумеется, глупой рыбы, которую, если она клюет, да еще так настырно, следует подсекать и вытаскивать.

– Фу ты! – спохватывается Поль, и через несколько секунд к немногочисленной компании пойманных рыб присоединяется небольшая, плоская и круглая, как лепешка, камбала с сердито вытаращенными глазками. Несколько раз подскочив, она успокаивается и мирно укладывается на дно лодки у ног Моны.

– Пожалуй, пора, – усаживаясь на борт и свешивая ноги в воду, говорит Эдвин. – Не терпится испытать свое изобретение. Мона, не забудь проследить, сколько я в этот раз пробуду под водой.

Поправив на себе самодельный свинцовый пояс с прикрепленным к нему большим кошелем для находок и ножом в кожаных ножнах, Эдвин несколькими глубокими вдохами прочищает легкие и опускает на глаза маску с овальным стеклом. Затем, взяв из рук Моны пудовый камень с привязанным к нему тонким пеньковым линем и прижав его к животу, делает последний глубокий вдох и уходит под воду.

Несмотря на быстрое погружение, Эдвин успевает многое заметить. Вверху, на поверхности воды, кажущейся снизу серебристым небом, невесомым темным пятном парит только что оставленная все уменьшающаяся лодка. Внизу желтеет покрытое островками колышущихся водорослей песчаное дно. В прямых, квадратных и округленных, хаотично нагроможденных складках дна угадывается творение рук человеческих: куски мачт, бимсы, шпангоуты, реи, кильсоны, пушки и прочие детали развалившегося когда-то на части парусного судна. Местами, где течение посильнее и песок на одном месте не задерживается, эти предметы, полусгнившие, почерневшие, источенные морским червем, выступают из песка наружу; вся эта «география» морского дна помогает Эдвину понять приблизительное расположение остатков погибшего галеона.

Неподалеку со стороны моря темнеет ближайший из камней Троячки. За ним угадываются размытые силуэты двух других камней.

Рядом, на расстоянии вытянутой руки, бесцельно мечется стайка крошечной серебряной рыбки – тарпона. Не обращая на Эдвина ни малейшего внимания, мимо с равнодушным видом проплывает угрюмый групер. «Не будь таким важным, – мысленно обращается к рыбе Эдвин. – А то и не опомнишься, как угодишь Полю на крючок».

В отличие от групера, медлительная рыба-ангел с меланхолической физиономией останавливается и внимательно осматривает неподвижными глазами опускающегося мимо нее нового, незнакомого ей обитателя подводного мира. Не найдя в нем ничего заслуживающего внимания, рыба неохотно виляет хвостом и направляется к ближайшему кусту водорослей.

Наконец Эдвин касается ногами дна, и из-под его черных ласт взметаются желтые тучки потревоженного песка. Эдвин выпускает из рук камень, который тут же частыми рывками уходит вверх, поднимает со дна оставленную в прошлое погружение саперную лопатку и, не переставая внимательно осматривать дно, плывет к камням Троячки, где, по его прикидкам, должно находиться то, что осталось от грузового трюма «Сан Антонио».

«Не иначе как балласт, – догадывается Эдвин, наткнувшись на груду гранитных камней приблизительно одного размера и явно неместного происхождения. – Следовательно, грузовой трюм должен находиться чуть подальше, у подножия скалы».

Проплывая мимо расселины между валуном и свалившимся на него палубным настилом, Эдвин замечает в ней осьминога. Из полумрака настороженно пялятся два больших и круглых, как блюдца, полуприкрытых белыми пленками глаза. «Привет, дружище! – мысленно здоровается Эдвин со старым знакомым, который обитает тут с незапамятных, должно быть, времен. – Все еще живешь? Ну живи, живи. Уж ты-то наверняка знаешь, где тут схоронены сокровища, да только не расскажешь. А впрочем, я и без тебя кое-что уже вижу!» И Эдвин устремляется к подножию ближайшей подводной скалы, на одном из выступов которой тускло блестит кружочек серебристого металла. «Так и есть – испанский талер!»

Монета оказывается увесистой, с замысловатым рельефом. Сунув ее в свой кошель и осмотревшись, Эдвин подплывает к наполовину занесенной песком почерневшей развороченной бочке. Похоже, совсем недавно в бочке кто-то ковырялся. «А что если золото было именно в ней?» – думает Эдвин.

Осмотрев бочку и окончательно убедившись, что не так давно здесь действительно «ступала нога человека», Эдвин оставляет на песке свою лопатку и возвращается назад. Под лодкой уже висит балластный камень с прикрепленной к линю надутой камерой баскетбольного мяча – изобретение Эдвина, призванное хотя бы частично восполнить отсутствие акваланга. Выдохнув остатки воздуха из легких, Эдвин сует в рот торчащую из камеры трубку и осторожно открывает установленный на ней вентилек. Живительный, хоть и отдающий резиной, воздух наполняет легкие.

Закрыв вентиль, Эдвин спешит к месту находки монеты. Подняв оставленную лопатку, он принимается разгребать скопившийся у подножья скалы песок, однако найти что-либо еще не удается. Кроме разве что небольшого, обросшего мелкими водорослями бурого кома песка, скрепленного известью и солями какого-то металла. «Странный ком, – поднимает находку заинтригованный Эдвин. – Здесь должно что-то быть».