Вроде, ходить могу. Вот только раненая нога, которая вела себя вполне прилично, пока сидел на скамье, отчего-то отказывалась слушаться. Нет, так дело не пойдет.

— Посиди пока, а я костыль поищу, — сказала воительница, усаживая меня обратно на землю.

Девушка убежала, а я остался на месте. Кто тут у нас неудачливый? Вон, неподалеку Тесей лежит, весь замотан бинтами и глаза прикрыты. Дышит хоть? Вроде и ничего, дышит. Значит, сын Посейдона получил ранение не только в плечо (это я видел), но и в другие места. И чего он без щита вылез? Или же...?

М-да, а ведь это следовало ожидать. Не настолько я хорошо знаю мифы, но читал много и с удовольствием, и в пересказах и с комментариями. Кое-что в жизнеописании Тесея меня смущало: почему этот парень всегда искал смерти? Путешествие на Крит и убийство Минотавра в расчет не берем, там все ясно. А остальное? И Елену Прекрасную похитил, прекрасно зная, что это ему с рук не сойдет, и в Аид спустился, дразня саму смерть, и еще совершил много чего такого, чего не следовало ожидать от здравомыслящего героя. Раньше считал, что от чрезмерной самоуверенности, а теперь знаю истинную причину.

Да, и на «Арго» за золотым руном он отправился в надежде заполучить смерть. Золотое руно... Хм... А ведь за все время плавания — сколько я здесь, не то неделя, не то две?, ни разу ни от кого не слышал ни о Колхиде, ни о конечной цели похода — золотой шкуре барана. Не странно ли?

Чем больше я о том думал, тем больше это казалось странным. Сам я ни разу ни у кого не спрашивал — зачем мы плывем и куда плывем, потому что это казалось само собой разумеющимся — уж коли это «Арго», а команда подобралась исключительно из героев, так и плывем мы в Колхиду, за золотым руном. Так почему же мои товарищи не упоминают? Допустим, аргонавты люди суеверные, как и положено древним эллинам и о золотом руне не говорят, чтобы не сглазить. Но ведь в беседах должны мелькнуть хотя бы географические наименования, вроде Кавказа или Колхиды? Наверное, стоит осторожненько расспросить народ, начав с самого болтливого, с Гиласа.

Явилась воительница, притащившая свежесрубленную рогатину.

— Вот, подарок тебе! — торжественно заявила Аталанта, вручая костыль.

Девушка порывалась помочь мне встать, но я отстранил ее руку:

— Сам попробую.

Сумел встать, вставил под мышку рогатину. Девчонка молодец — подобрала костыль под мой рост, догадалась оставить сучок, чтобы удобнее держать.

— Аталанта, ты умница! — объявил я. — Я бы тебя поцеловал, но боюсь. Решишь, что в мужья набиваюсь, а бегун из меня нынче, как из Геракла ткачиха.

Аталанта, кокетливо передернула плечиком, а потом лукаво посмотрев на меня, спросила:

— Саймон, скажи, а когда Геракл с Лернейской гидрой сражался, тебе не было страшно?

— А мне-то чего бояться? — хмыкнул я, осознавая, что вопрос с подвохом. — Геракл с этой гидрой и без меня справился.

— А разве не ты обрубки ей прижигал?

— Какие обрубки? — сделал я удивленный взгляд.

— Как это, какие? Амфитрид Лернейской гидре головы отрывал, а нее новые нарастали. Вот ты тогда и начал обрубки факелом прижигать, чтобы не отрастали.

— Не было такого, — уверенно сказал я. — Гидра с перепугу в пещеру забилась, Геракл туда факел кинул — ни гидры не стало, и не пещеры.

Взгляд Аталанты из лукавого стал растерянным.

— А разве гидра не в болоте жила?

— В болоте, — кивнул я. — А на болоте островок был, а на нем скала, а в скале пещера. Лернейская гидра, когда узнала, что на нее великий герой идет, туда с перепугу забилась. Ты на болоте бывала, пузырьки видела? Это такой газ, дыхание болота, оно может гореть, если куда-то набьется.

Я не понял, отчего засмеялась Аталанта, а когда осознал, было поздно. Оказалось, что за моей спиной стоит Геракл и внимательно слушает.

— Не знаю, какая бы из меня ткачиха получилась, но прял я неплохо, — пробасил мой друг, не подумав обидеться.

— Когда это ты успел? — удивилась Аталанта.

— Когда Омфале служил, — сообщил герой.

Аталанта кивнула, словно вспомнив о некой общеизвестной детали, а я принялся вспоминать — кто такая Омфала, и почему Геракл у нее прял, но так и не вспомнил[1].

Полубог с усмешкой посмотрел на меня, крякнул и покрутил головой:

— Сколько про себя баек слышал, но такой завиральной, ни разу в жизни не было. Ишь ты, пещера на болоте... — Повернувшись к Аталанте, Геракл спросил: — А зачем ты Саймона спрашивала про гидру? Разве не помнишь, что со мной Иолай был, сын Ификла и мой племянник?

— Да я-то помню, — усмехнулась девушка. — Просто, я уже человек двадцать знаю, которые помогали, когда ты подвиги совершал. Трое вход в пещеру заваливали, где лев сидел, человек пять в барабаны били, когда ты с птицами бился, а уж сколько тех, кто с гидрой сражались, не упомню! Саймон, наверное, первый или второй, кто врать не стал. Вернее, врать-то он врал, но о другом, — поправилась воительница и вздохнула — Если так дальше пойдет, то скоро выяснится, что не Геракл подвиги совершал, а кто-то другой, а ты только рядом стоял.

— Это нормально, — кивнул я, вспоминая, сколько одноклассников было у моего земляка Александра Башлачева. А уж сколько народа вместе с товарищем Лениным бревно во время субботника несло, так вообще жутко.

— Пускай врут, — отмахнулся Геракл. — Коли сам услышу, то по башке дам, а нет, так и ладно. На мой век подвигов хватит, а как о них вспоминать станут, после моей смерти, мне уже все равно.

— Не волнуйся, о твоих подвигах не забудут, — засмеялся я. — Еще и дополнят, и приукрасят.

Геракл посмотрел на меня, подмигнул. А ведь он знает! Не зря же столько времени по моему миру болтался, наверняка и книги о себе прочел, и фильмы смотрел. Интересно, как ему молодой Шварценеггер понравился?

— Ты Аталанту поцеловать хотел, — напомнил Геракл. — Если она позволит, тогда целуйтесь быстрее, да и пойдем.

— Поцеловать можешь, — разрешила девушка и уточнила,показывая на щеку. — Вот сюда.

Я собирался чмокнуть воительницу в щечку,