– Мама, я подготовила тебе сюрприз, – объявила я маме.

– Отлично, – ответила она.

– Мама, завтра обязательно будет сюрприз, – обещала я.

– Хорошо, – кивала она, видимо, думая, что речь идет о какой-нибудь поделке.

Я честно ждала, что желание исполнится и это будет моим сюрпризом маме. До последнего момента. Даже когда она собирала чемодан, я все еще надеялась, что вот сейчас что-нибудь случится и ей не придется уезжать. А я скажу, что это я попросила Деда Мороза, чтобы мама не уезжала. А она обрадуется.

Я заплакала.

– Не плачь, Манечка, я скоро приеду, – сказала мама.

– Я не из-за этого! – закричала я.

– А из-за чего? – удивилась мама.

– Желание не исполнилось! Все врут! Никого нет! Никакого Деда Мороза! И лилия не волшебная! – закричала я и убежала.

Мама села, тяжело опустив руки на колени.

А иногда случалось чудо. Я бежала со двора или из школы или от соседей и уже около ворот чувствовала – что-то случилось. Забегала с колотящимся сердцем в дом и видела свой чемодан – уже собранный.

– Мама? – оглядывалась я.

– Ну наконец-то, – врывалась в дом мама, – бегом собирайся.

Опять ни здрасте, ни как дела.

Я даже не знала, куда мы едем – в Москву или в другой город. И насколько. Мне было все равно. Главное, вот моя мама в смешных синих штанах – и как не стыдно в таких ходить, – и губы накрашены, позор просто. И платок она не носит. Значит, в ней есть что-то особенное, раз она не боится выглядеть не как все. Значит, у меня начнется совершенно другая жизнь.

Поздний вечер. На нашей московской кухне – дядя Леша, дядя Саша, тетя Света. Дверь закрыта, чтобы табачным дымом не тянуло в мою комнату. Я стучусь в стеклянную дверь, захожу.

– О, привет, малыш, как ты выросла! – говорит дядя Леша, старый мамин друг. – Как дела? Как в школе?

– Нормально, – отвечаю я.

– Ты чего не спишь? – спрашивает мама.

– Еще восемь вечера, я пластинку слушаю.

Через два часа я опять стучусь в дверь.

– О, привет, малыш, как ты выросла! – говорит дядя Леша. – Как дела? Как в школе?

– Виделись... – бурчу я.

– Ты чего не спишь? – так же, не отрываясь от игры и глубоко затягиваясь сигаретой, спрашивает мама.

– Пришла сказать «спокойной ночи».

– Угу, – в унисон говорят дядя Леша и мама.

Часов в десять звонила новая жена дяди Леши, тетя Марина.

– Марусь, они играют? – спрашивала она.

– Ага.

– Можешь его позвать?

– Попробую. Ничего обещать не могу.

Я шлепала на кухню.

– Дядь Леш, вам тетя Марина звонит.

– Скажи ей, что я ее люблю.

– Теть Марин, он вас любит, – передавала я.

– Марусь, как он... вообще?

– Проигрывает. Карты плохие. Останется до завтра.

– Спасибо, малыш. Как у тебя дела? Как в школе?

– Нормально.

– Ну пока.

– До свидания.

По утрам дядя Леша готовил мне роскошный завтрак – гренки, запеченные в духовке, горячий шоколад. Смотрел, как я ела, и отправлял в школу.

– Ну как, проиграли? – спрашивала я.

– Угу... – отвечал он.

– А мама? – Мама в этот ранний час уже стояла на платформе, чтобы на электричке добраться до работы.

– Три рубля выиграла! Ты же ее знаешь. Слушай, а тетя Марина вчера очень сердитая была, когда звонила?

– Не очень.

– А ты ей что сказала?

– Что вы ее любите, что карты плохие, что вернетесь утром.

– Молодец. Слушай, а она меня убьет?

– Нет, не убьет.

– У тебя в школе-то как дела?

– Нормально!!!!

...Летом на отдыхе спокойными были первые два дня. Мы ходили на пляж, плавали. Я никогда не могла понять, как игроки «вычисляют» друг друга. Но к вечеру второго дня у мамы уже была компания.

– Я буду в тридцать втором номере, придешь ровно в одиннадцать, сделаешь брови «домиком» и скажешь: «Мамочка, я не могу уснуть».

– Я и так не могу уснуть, пока тебя нет.

– Вот, значит, не придется врать, скажешь правду.

– А на дискотеку можно?

– Можно.

– А на взрослую?

– Да.

– А вина выпить?

– «Не пей, вина, Гертруда, пьянство не красит дам... ла-ла, ла-ла... и будет обидно... ла-ла-ла-лала... ла-ла», – поет мама, крася губы помадой. Она меня даже не слышит – мыслями она в тридцать втором номере.

Я, сонная, в одиннадцать стучусь в дверь, произношу текст, мама вскакивает, забирает выигрыш и с извинениями уходит.

– Ну как? – спрашиваю я.

– Вот! – Мама машет купюрой в пять рублей. – Любители...

– А тебе за это ничего не будет? – спрашивала я.

– Не волнуйся. Я по-крупному не играю.

Только однажды я испугалась за нее по-настоящему.

Мы ехали в поезде. Купе попалось неудачное. Мы с мамой и двое мужчин. Мама бегала к проводнице – просила поменять нас, чтобы ехать с женщинами. Проводница обещала, но уже поздним вечером, когда сойдут пассажиры на станции.

Мама читала, я смотрела в окно. Вдруг в дверь постучали, вошел мужчина.

– Здрасте, простите, я ошибся купе, – сказал он.

Этот же мужчина зашел снова где-то еще через полчаса.

– Слушайте, мужики, давайте в картишки перебросимся! – предложил он, тасуя колоду. – Дама, вы не против? Хотя можете тоже присоединиться.

Мама отказалась. Я даже своим глазам не поверила!

Мужчины сели играть. Мама делала вид, что читает. Тут зашла проводница, и мы перебрались в другое купе.

Я забыла там свою куклу.

– Мам, она там, в старом купе, на верхней полке, – чуть не плакала я.

– Ладно, сейчас принесу.

Мама принесла мне куклу.

– Я пойду покурю, а ты спать ложись, – велела она.

– Ты играть пошла? – обиделась я.

– Спи...

Мама пришла за куклой и столкнулась в дверях с мужчиной, который предложил поиграть. Другой попутчик сидел, обхватив голову руками, и раскачивался как китайский болванчик.

– Что случилось? – спросила мама.

– Проиграл, – весело ответил картежник, – повезет в любви, как говорится.