— В Семеновском полку все относительно спокойно, там более за сквернословием замечен капитан от гвардии князь Юрий Долгоруков.

— А поручик Шубин, что же даже в сотоварищах у Долгорукова не ходит? — поинтересовалась Анна с досадой.

— У Долгорукова более князь Барятинский в сотоварищах, такой же плут и гуляка, а вот этот в дружбе с нашим поручиком, — наконец порадовал ее Миних.

По мановению Императрицы ясное небо над Александровской слободой стало затягиваться свинцовыми тучами. Но разговор неожиданно был прерван приходом Бирона.

О визите Миниха, и оживленной даже шумной беседе в покоях Императрицы, ему донесли тут же. Желания узнать что-либо для себя полезное, он и совершил столь поздний визит к Анне.

Будучи фаворитом, и единственным любовником подобные выходки ему сходили с рук. Вот и сейчас, пройдя черным ходом, и немного задержавшись за портьерами, что бы подслушать, тайный разговор, он с удивленным выражением лица появился в покоях императрицы.

— Боже мой! Анна! Дорогая! Разве можно столько заниматься государственными делами! Ты себя совсем не жалеешь! Фон Миних, вы то, отчего со своими финансовыми проблемами, беспокоите Императрицу в сей поздний час!

На этот раз Анна не сдержалась, и несколько раздраженно выставила фаворита.

— Эрнст! Ты нынче совсем не вовремя! Фон Миних ко мне с личным прошением. Оставь нас сию минуту.

— Прошу меня покорно извинить! — Бирон изобразил на лице обиду отвергнутого любовника и вышел вон из покоев императрице.

Придя к себе, он тут же вызвал к себе дежурного офицера, и принялся писать письмо цесаревне Елизавете Петровне..

— Мое послание опережает фельдъегерей Государыни Императрицы не более чем на день. Ей многое стало известным из вашей личной жизни, опасайтесь самого худшего. Прочитав письмо, сразу уничтожьте. Бирон.

Эрнст Иоганн Бирон на протяжении своей государственной деятельности, всегда состоял в противных цесаревне партиях, но по неведомым на то причинам, всегда оказывал действия смягчающие ее судьбу и положение при дворе. Скорее всего, это было вызвано личной симпатией, и дальновидным предчувствием ее будущего восхождения на трон.

4

То утро в Александровской слободе Елизавета с содроганием будет вспоминать всю свою жизнь. Прибывший из Петербурга гонец был измотан до такой степени, что тут же уснул, ничего не пояснив. Записка Бирона тоже ничего ни объяснила, но формулировка «самое худшее» говорила о многом. Елизавета своим женским чутьем, понимала что это «самое худшее» касается прежде всего самых ее близких и дорогих людей. Решение возникло само собою.

Алексей был рядом, и от него сейчас требовалось действий. Тайно собрав малышей, молодой отец покинул с ними слободу. Ночь и первый снег надежно скрыли его следы от злых глаз. Поручик будто на время растворился в Российских просторах и никому даже Елизавете, он не назвал того тайного убежища, куда увез и спрятал детей.

А между тем государственная карающая машина была пушена. И на то был сей указ Императрицы.

— Открылось здесь некоторое зломысленное намерение капитана от гвардии нашей князя Юрия Долгорукова с двумя единомысленными его такими же плутами, из которых один поручик Шубин, служитель цесаревны Елизаветы Петровны, другой князь Барятинский, которые уже и сами в том винились. Рассудив, повелеваю, тотчас по получению сего, взять под крепкий караул поручика Шубина и привезти в столицу, со всеми имеющимися у него письмами и другими вещами и привести его за крепким караулом и присмотром в Санкт-Петербург и там посадя его в крепость держать под таким же крепким караулом до нашего приезда в тайне. Повелеваю нашему генералу фельдцейхмейстеру графу фон Миниху учинить о том, по сему нашему указу. Анна.

Все дальнейшее шло согласно указа. По возвращению в Александровское, Шубин узнал, что Елизавета отбыла в Санкт-Петербург по требованию императрицы. Не думая о себе, да еще и не осознав размеров беды нависшей над ним, Алексей отправился следом за любимой.

Собой он был крайне доволен. Блестяще выполнил поручение ненаглядной цесаревны. Ведь ни одна живая душа кроме него не знала про тот укромный уголок, во Владимирской губернии, где он частенько гостил у престарелого родственника по материнской линии в детские годы. Теперь и того паче, старый человек был абсолютно забыт грешным миром, а всевышний так и не призвал, видимо в аккурат заготовив прибежище для опальных малолетних двойняшек.

Проезжая заставу на окраине Санкт-Петербургу при проверке дорожных документов Алексей Шубин был схвачен караулом. При этом прозвучавшая фраза: «Слово и дело», заставила Алексея вздрогнуть, и по всему телу пробежал холод страха. То была не просто случайная фраза, а вердикт тайной канцелярии, означающий арест по доносу за участие в политическом заговоре против императрицы.

Когда Елизавета зашла в покои Анны Иоанновны, то осознала в полной мере сколь ненавистна она императрице. Та вся пылала яростью не в состоянии, и не желая сдерживать эмоции.

— Все паскудишь, как девка безродная! Сказывай! Где прижитых тобой детишек прячешь. Сказывай не запирайся! Либо сама найду, всех в холопы продам, а тебе на вечно в монастыре запру!

— Матушка Императрица! Смилуйся! — Не на шутку испугавшись, взмолилась Елизавета. — Наговор все это по злобе и завести людской. Каюсь был грех, затяжелела я, но то дело бабское, всякое бывает. Но рожать я не рожала. В бане парилась до бесчувств, затем с забора прыгала, так выкидыши и приключились.

— Врешь все Лизка! — взвизгнула Анна и неожиданно выхватила припасенную заранее плетку, на подобие, что лошадей погоняют.

Хлесткие удары плеткой обрушились на склоненную спину цесаревны. Та закрывая лицо, взвыла от боли на все покои императрицы. Но дело было ночное, стража была удалена и вопли цесаревны услышал лишь Эрнст Бирон.

— До смертоубийства бы не дошло! — испугался он и бросился в спальню императрицы.

С искаженным злобой лицом та хлестала Елизавету и Бирону понадобилось приложить не мало усилий, что бы отобрать плетку. Немного успокоившись Анна вновь принялась пытать Елизавету.

— Не отпирайся, мне в точности донесли, что родила и в дети находились в Александровской слободе! Причем разнополая двойня.

— Наговор все матушка! — продолжала твердить цесаревна. — Правда лишь в том, что двойня. Бабка повитуха, что со мной была тоже самое сказывала. Зарыли их в лесу недалече от слободы.

— Сказывай где зарыли младенцев коль так?

— Не скажу я матушка этого! Горько мне! Итак грех великий сотворила, не вымолить прощения! А ты хочешь еще их покой потревожить!

Елизавета была столь естественна в своем горе, что Анна даже засомневалась.

— Тоже мне грех! Каждая баба в таком грехе ходит!

— Анна, да ты погляди на нее, ведь Елизавета правду глаголет, и Шубин на допросе под пытками тоже самое показал.