Вооружившись этой бумажкой, Рогозный собрался уходить. Глупо в таких случаях что-то желать человеку, хотя он и нуждается в твоей поддержке. Я лишь крепко сжал его руку. А он в ответ еле заметно кивнул и попробовал улыбнуться. Потом он ушел. И впереди была бесконечная ночь. Я слышал, как закончился фильм и в казарме укладывались отдыхать. Потом отправил на границу наряды. Сел было за книгу службы, но сосредоточиться не мог. С каждой минутой напряжение во мне возрастало. Я буквально не находил себе места. Что я только ни делал, чтобы как-то себя отвлечь: включал радиоприемник, пробовал читать, выходил на улицу. Но мысль моя неизменно возвращалась в офицерский домик, в квартиру Рогозных: как там Николай Павлович с Женей, справятся ли?

В трубе протяжно завывал ветер. Было слышно, как в бухте тяжело ворочались льды. Мне показалось, что движок наш барахлит и лампочка мигает больше обычного. Я вызвал моториста и отправил его в дизельную. Что я еще мог для них сделать сейчас?

Часа в два зазвонил телефон. Я бросился к аппарату — думал, от Рогозных, но звонил наряд с границы, доложил обстановку. Только положив трубку, я почувствовал, что взмок. Верно говорят: нет ничего хуже, чем ждать да догонять. И тут я вспомнил, что сегодня у нас была почта. Перед самым боевым расчетом дежурный вручил мне два письма, я сунул их в карман, а потом уже было не до этого.

«Ни отзыва, ни слова, ни привета: пустынею меж нами мир лежит…» — так начиналось письмо от Н. Второе и, думаю, последнее, поскольку на первое я так и не ответил. Был ли я прав? Сейчас не очень подходящий момент для самоанализа, но думаю, что — да. «Нет, та, которую я знал, не существует…» Каждому дано ошибаться, но не каждому дано прощать…

Письмо из дома, как обычно, трехсерийное: начинает мама, продолжает дед, завершает коротенькой припиской Ринка. Первую часть я называю «Наставления». Боже мой, родительский эгоизм не знает предела! Если бы я добросовестно выполнял все предписания моей мамы, мне бы только и было хлопот, что заниматься собственной персоной. Почему-то она никак не может понять, что первейшая моя забота — это мои подчиненные, а уж потом я сам.

Дед нотаций мне не читает. Он подбрасывает пищу духовную. Поэтому вторая часть письма у меня идет под рубрикой «Информация к размышлению». В этот раз он советует проработать (не прочесть, а именно проработать) книгу Алана Силлитоу «Одинокий бегун», которую уже отправил бандеролью. «Есть там одна достойная внимания мыслишка, — пишет он. — О чувстве одиночества. Не спеши думать, что это не имеет к тебе никакого отношения. Рано или поздно перед человеком в твоем положении встают подобные вопросы…»

Ринкины приписки, или «Светская хроника», как я их называю, носят обычно эмоционально-любовную окраску, что, в общем, характерно для стиля девятиклашек. Кто-то кого-то повел в кино, кому-то написал записку, тайные свидания, звонки по телефону, — как это все знакомо, живо еще в памяти! Между прочим, все девочки их класса тайно в меня влюблены (ого, я еще котируюсь!) и жаждут получить мою курильскую фотографию (как минимум, в обнимку с медведем). Но что за язык? Я с трудом пробираюсь через плотный строй «неологизмов»: лайкать, шузы, флэт… Если бы письмо писалось в обратном порядке, дед пришел бы в ужас, познакомившись с этим нововавилонским жаргоном…

Резкий звук телефонного зуммера вернул меня к действительности. Снова с границы звонил наряд. Часы показывали три часа ночи. А еще через час, когда моему ожиданию, казалось, пришел конец, в канцелярию шумно ворвался дежурный по заставе Мулев и с порога выпалил:

— Товарищ лейтенант, Женя родила дочку!..

Мы сидели с Рогозным на крыльце офицерского домика и молча курили. А там, далеко за кромкой невидимого, скрытого льдами чистого моря, из тонкой желтоватой полоски рождался новый день. Первый майский день. И в его медленно разгоравшемся свете я видел лицо бесконечно уставшего человека и мягкую, добрую улыбку. И мне не надо было спрашивать, счастлив ли он.

— А знаешь, это даже ничего, что дочка, — вдруг сказал он. — Помню, бабка моя говорила: рождаются девчонки — войны не будет.

— Ты веришь в приметы? — спросил я.

— Хочу верить, — ответил он просто.

А когда уже совсем рассвело, в нашу бухту, расталкивая круглыми обшарпанными боками огромные, напиравшие на него льдины и по-сумасшедшему рискуя, дерзко ворвался «фрегат» каплея Лени Петрова, имея на борту наиглавнейшего отрядного эскулапа Феликса Абрамяна.

НОСТАЛЬГИЯ

Соленые теплые бризы стелются над нашим островом. Вечера стоят величаво-спокойные, загадочно-манящие, будоражащие. Так бы взял и пошел куда глаза глядят по широкому, далеко выстилающемуся в море лунному следу… В такую пору в самый раз сидеть где-нибудь в городском парке, слушать хорошую музыку, лучше вдвоем, но можно и одному, но только чтобы вокруг были люди, много людей, — взбудораженная, веселая, горластая толпа… Как мало надо человеку для ощущения полноты жизни!

Меня разбирала хандра. Разъедала, как ржавчина, — вширь и вглубь. И самое страшное — я не мог ей сопротивляться. Мои сила и воля были словно парализованы. С тех пор как открылась навигация и через наш пролив мимо «Казбека» проходят сверкающие огнями и грохочущие музыкой белые океанские лайнеры, я потерял покой и сон. Не пропускаю ни одного рейса. Изучил расписание. В точности знаю время появления их в проливе. Это стало для меня дурной привычкой, хоть я и борюсь с нею изо всех сил. Пытаюсь отвлечься, завалить себя работой. Но приходит день и час, я хватаю бинокль и карабкаюсь повыше в сопку. А тут еще совсем некстати по радио в последнее время заладили песню: «Пароходы белые, пароходы белые, что, скажите, вы со мною сделали?..» Ну в точности про меня. Дошло до того, что они, эти пароходы, стали являться мне во сне. Как недостижимый мираж. Как символ проплывающей мимо тебя настоящей, полнокровной жизни. Конечно, будь на заставе Рогозный, может, все было бы по-другому, но Николай Павлович уже месяц как в отпуске. Женю с Маринкой и маленькой Наташкой отправили еще в мае на той самой «эмбешке» Лени Петрова, которая так храбро ворвалась в нашу бухту. На этом настоял Абрамян. А потом к ним присоединился и Рогозный. Теперь они все в отряде, на Горячем пляже. На материк с такой крохой, конечно, не поедешь, но и Горячий пляж — не застава. Там врачи рядом, районный центр, да и