Линн разочарованно посмотрела на сестру, и Мариота добавила:

— Лучше напиши ему письмо и поблагодари за то, что он одолжил тебе лошадь и прислал грума. А не то он подумает, что ты плохо воспитана.

— Если я это сделаю, ты попросишь его оставить у нас Даффодила еще на несколько дней? — не отставала от нее Линн.

— Я попытаюсь, но обещать не берусь, — отозвалась Мариота.

— Ну, все же это лучше, чем ничего, — оживилась Линн. — Но, как бы то ни было, граф к нам не вернется.

— Да, не вернется, — повторила Мариота, не зная, произнесла ли она эти слова вслух или они прозвучали в ее душе.

Она легла в постель, полагая, что не выдержит и расплачется. Но у нее не было сил даже на слезы.

Перед ее мысленным взором неотступно стояло лицо графа, говорившего ей о своей любви. Мариота вспомнила, что его взгляд не однажды становился страдальческим, когда она заходила в Комнату короля или садилась ему читать.

В ту пору она не знала, какая тайна гнетет его душу, но теперь сама изнемогала от бремени вины и невыразимых мук. Потеряв графа, она окончательно замкнется в себе, жизнь для нее кончится.

— Я люблю его, я люблю его, — повторяла она, безмолвно взывая к матери, словно ища у нее поддержки.

Мариота унаследовала материнский характер и, подобно ей, могла полюбить лишь раз и навсегда.

Перед рассветом ей удалось уснуть. Открыв глаза, она обнаружила, что на часах уже восемь утра и она опоздала подать завтрак Линн.

Прежде Мариота не теряла ни минуты, но сейчас привычные хлопоты утратили для нее всякий смысл, и она осталась в постели.

Через несколько минут она все же заставила себя подняться и подошла к окну, чтобы понаблюдать за сборами графа.

Ей хотелось спрятаться в лесу или запереться в одной из пыльных, заброшенных комнат замка, но она не сделала этого, решив, что должна на прощанье взглянуть графу в глаза. На мгновение ей представилось, что он ее сын и ей нужно оградить его от горя и страданий.

— Я хочу, чтобы он был счастлив, — проговорила Мариота, но тут же вспомнила, что он скоро женится на леди Элизабет, и ее пронзила невыносимая боль, словно тысячи ножей впились ей в сердце.

Мариота медленно оделась и была уже почти готова, когда в дверь постучал старый Джекоб. Запыхавшись от подъема по лестнице, он с трудом удерживал в руках огромную коробку.

— Там внизу еще четыре таких, мисс Мариота, — сообщил Джекоб. — Если угодно, я их вам принесу, но мне одному что-то тяжеловато.

— Оставь их, — сказала она. — Я попрошу мистера Джереми помочь тебе.

— Спасибо, мисс, — поблагодарил ее Джекоб. — А то у меня ноги подкашиваются.

Она увидела на коробке название модного магазина и поняла, что граф настоял на своем и заказал платья для нее и Линн. Он уговорил ее отдать мерки, и вот его прощальный дар.

Мариота открыла коробку. В ней лежали два платья, столь непохожие на ее скромные, потрепанные наряды, что она обомлела. Граф догадался, что светлые тона как нельзя лучше подойдут к ее светлым волосам и серым глазам, подчеркнув молочную белизну кожи. Она взяла бледно-голубое платье с темными кружевами и переоделась. Кажется, этот оттенок называется «любовь в тумане», мелькнуло у нее в голове. Ей не сразу удалось привыкнуть к своему новому облику. В этом платье она была похожа на речную нимфу или на ангела. Несколько минут Мариота стояла у зеркала, впервые поняв, что у нее поистине безупречная фигура.

«Пусть он запомнит меня такой», — решила она. От этой мысли у нее защемило сердце, а ярко сиявшие глаза мгновенно потускнели.

Мариота неторопливо спустилась в опустевшую столовую. Ее близкие давно кончили завтракать и разошлись.

Оставленное для нее яйцо остыло и было совсем невкусным, но она с удовольствием съела ветчину, привезенную из Мадресфилда, и выпила чашку холодного кофе.

После завтрака Мариота аккуратно собрала посуду, опасаясь ненароком запачкать платье, и отнесла ее на кухню.

— Для кого мне приготовить ланч, мисс Мариота? — осведомилась миссис Бриндл.

— Я не знаю, когда вернется Джереми, но надеюсь, что он не опоздает, — ответила Мариота. — Значит, нас будет трое.

— Мистер Хикс сказал мне, что его светлость уедет сегодня утром, — заметила служанка, которой не терпелось поговорить с хозяйкой.

— Да, я так полагаю, — неуверенно откликнулась Мариота. Из кухни она направилась в гостиную и, по обыкновению, занялась уборкой.

Сирень в одной из ваз начала увядать, и, увидев на отполированной поверхности стола несколько упавших цветков, Мариота едва не приняла их за слезы.

«Господи, да какие глупые мысли лезут мне в голову, — одернула она себя. — Когда граф придет прощаться, я должна быть спокойна и сдержанна. Он и так расстроен, и я не вправе растравлять ему душу».

Она не знала, что происходит наверху, и появление графа застигло ее врасплох. От волнения у Мариоты пересохло в горле.

Он закрыл дверь и двинулся ей навстречу.

— Я знал, что вы здесь, — начал он.

— Я… ждала вас.

— И думали обо мне?

— Как я могу думать о ком-либо другом?

Граф приблизился к Мариоте. Она заметила, что у него под глазами обозначились темные круги. Очевидно, он тоже не спал всю ночь.

— Вчера в парке я признался вам в любви. Там, на природе, сделать это было легче. Дома я не удержался бы и поцеловал вас.

Его голос стал низким и глухим от боли.

— Я боялся к вам прикоснуться, но теперь понял, что не уеду, не поцеловав вас, Мариота. Я должен хоть на миг убедиться, что вы — моя.

— Я всегда… буду вашей.

— Прошлой ночью я испытал адские муки, зная, что вы совсем рядом. Мне ничего не стоило зайти к вам в спальню и сказать, как я вас люблю.

— Почему же вы того не сделали?

— Потому что, моя несравненная, я не просто люблю вас как женщину, ниспосланную мне Богом, но и преклоняюсь перед вашей чистотой и невинностью. Погубить ваше доброе имя — это преступление.

Граф не отрывал от нее жадного взгляда, и у Мариоты перехватило дыхание.

— Прощайте, моя дорогая. Я буду любить вас всю жизнь, — с обреченным видом произнес он.

Затем граф медленно и осторожно обнял Мариоту, едва коснувшись губами ее губ, словно целуя цветок.

Для Мариоты это прикосновение было подобно нежнейшей музыке, звучавшей в ее грезах.

Их губы слились в поцелуе, и ей показалось, будто он вознес ее к небесам, и солнечный свет окружал их, подобно нимбу.

Все, о чем она мечтала, к чему стремилась, наконец нашло свое воплощение. Отныне любовь к графу заполнила и сердце ее, и разум.