И ей выгодно, чтобы здесь присутствовал кто-то еще, способный помочь установить истину.

И он казался ей человеком, который хотел любой ценой знать правду обо всем.

Мысль, которая лишала Каэр присутствия духа.

Все потому, что не могла позволить ему узнать правду о себе.

Она поднялась, не желая раздумывать над этим в тот же момент, и одновременно почувствовала жажду. Кэт провела ее по дому и просила в любое время брать из кухни все, что нужно.

Когда Каэр шагнула в холл, ее оглушила тишина. Все ушли спать или просто разбрелись по своим комнатам.

Она подошла к плите и нашла на ней чайник. Плита была то, что нужно. Чайник тоже. Произведение искусства из прекрасно отполированной меди. Она налила в него воду и поставила на огонь. Потом обернулась, внезапно осознав, что за ней наблюдают.

Там оказалась Брайди. Маленькая, изящная и прямая как стрела. У нее были серебристо-седые волосы, синие глаза и лицо, прорезанное морщинами. Доброта и сочувствие. Каэр подумала, что всю жизнь эта женщина улыбалась…

Но сейчас, стоя перед Каэр, она не собиралась улыбаться. Указывая на нее пальцем, сказала:

— Я знаю, кто вы. Мне неизвестно только, что вы делаете здесь.

Чертовски трудно находиться в доме человека, если пытаешься ему доказать или опровергнуть то, что он является мишенью для убийцы, а убийцей, по мнению его дочери, является законная жена.

Зак некоторое время метался и поворачивался в своей постели. Потом сдался и встал. Он был более чем измотан и знал, что никому не сможет принести видимой пользы, если как следует не выспится, но сон куда-то пропал. Совсем. Поэтому он поднялся, накинул халат и неслышным шагом вышел из комнаты. Как был, босой, спустился вниз по лестнице.

Он остановился возле кухни, заслышав доносившееся оттуда бормотание голосов. Мгновение он стоял абсолютно неподвижно, пытаясь вслушаться. Как правило, Зак не любил подслушивать, но именно сейчас все, происходящее в этом доме, представляло для него интерес.

Голоса звучали слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова, но оба были ему знакомы: говорили Каэр и Брайди.

Он направился в кухню, довольный, что не надел тапочки, хотя ступать босиком по деревянному полу там, где его не покрывали ковры, было холодно. Зак уже стоял между женщинами, когда они увидели его. Хотя никакой пользы такое внезапное появление ему не принесло. Он ничего не услышал, только увидел, как Каэр ставит на плиту чайник, а Брайди заметно оживляется и бросается к шкафу за еще одной чашкой.

— Зак, — радостно произнесла старушка. — Присоединишься к нам? Чашку чая?

— Как раз за этим я и спустился, — сказал он. — Спасибо.

— Мы завариваем настоящий чай, не травяной, — предупредила Каэр.

— Фу, травяной, ну его, — ответил он и улыбнулся.

Между женщинами происходил какой-то напряженный разговор. А теперь они говорили исключительно о чае. Черт возьми, в какую беседу он вмешался? На чем их прервал?

Брайди, маленькая и щуплая, пододвинула ему стул:

— Присядь, Зак.

— А почему я не мог бы поухаживать за вами? — предложил он.

— Потому что я пока еще в здравом уме и в здравом духе и сама могу разлить чай.

Голос Брайди звучал твердо и непреклонно.

— Ну-ка, садись.

— Да, мадам, — ответил Зак и сделал как она велела.

Пока Каэр отсыпала чай в ситечко, крепко сидящее в заварном чайнике, и наливала через него кипящую воду, Брайди поставила на стол чашки, сахар и молоко, разложила ложечки и салфетки.

— Где-то тут у нас были пшеничные лепешки, — пробормотала она.

— Сам по себе чай — уже замечательно, — сказал Зак.

— Съешь лепешку, — настаивала Брайди.

Глаза Каэр смотрели на него насмешливо и предостерегающе, как бы говоря, что ему оставался один выход — просто повиноваться.

На ней был фланелевый халат. Бледно-голубой. В приглушенном свете струились волосы. Каскадом полуночных волн. Цвет халата еще сильнее подчеркивал сапфировый оттенок ее глаз. Под халатом проглядывала пижама, а на ногах были такие же голубые тапочки. Зак подумал, что все это она купила перед отъездом. И именно эти вещи лежали в пакетах, которые он нес накануне вечером.

Они ей шли. Очень.

— Мы с Каэр как раз говорили об Ирландии и о старине, — сказала Брайди.

— А-а, — ответил Зак и улыбнулся. Вздор. Между ними происходил какой-то важный разговор. Но ни одна из них не собиралась говорить ему какой.

«Разделяй и властвуй», — подумал Зак. Завтра он поговорит с каждой в отдельности.

— Ага! — воскликнула Брайди, открывая хлебницу. — Свежеиспеченные пшеничные лепешки с черникой. Я только разогрею эти маленькие шедевры в микроволновке, и они будут готовы.

Каэр принесла дымящийся чай на стол и, одарив старушку мимолетной улыбкой, сказала:

— Теплые лепешки. Звучит заманчиво, Брайди.

Она пристально посмотрела на Зака:

— Вы ведь утомлены, дорогой. Почему не в постели?

— Слишком много всего, — просто сказал он.

Она налила ему чай.

— Сливки и сахар?

— Конечно. Брайди все равно будет настаивать.

— Лучше сразу согласиться, — подтвердила Брайди, когда поставила разогреть три лепешки и установила таймер.

— И что это такое вы говорили об Ирландии? — спросил он, благодарно кивая Каэр, которая протянула ему чашку чая.

Зак не мог не заметить ее густые темные ресницы, которые обрамляли опущенные вниз глаза.

Ответ дала Брайди:

— Мы всего лишь поговорили о старинных верованиях и поверьях, о таких созданиях, как лепреконы, и о приходе баньш.

— Вот, Брайди, ты же не можешь все еще верить в лепреконов, ведь так? — спросил он.

— Я верю, — спокойно сказала Каэр. — Почему бы и нет? Их нельзя обижать. Всю жизнь будут преследовать несчастья.

— А-а, — сухо признал Зак.

— Хмм, — ухмыльнулась Брайди. — Можно подумать, что ее высочество сошла с самолета и обидела лепрекона в ту же минуту, что ступила на ирландскую землю. И Шон сразу же заболел.

Очевидно, Брайди тоже недолюбливала Аманду.

— Ой, ну же. Что она могла натворить так быстро? — спросил он.

Брайди быстро огляделась, будто думала, что и стены имеют уши.

— Она думает, что любовь к старой родине — полная чушь, — сказала она, кивая со знанием дела. — Ей дела нет до прошлого.

— Но Шон любит ее, — напомнила Каэр.