— И как, несут?

— А куда они денутся?.. Да вот только бронепоезд уйдет, а за ним остается рваная рана: в ограбленных городах народец злится, собирает ополчения. Поглядывает косо в сторону городов неограбленных. Те на всяк случай свою армию вербуют… Ну коль пошли такие дела — вспомнят старые обиды… Оно ведь как: если долго махать шашкой, то наверняка чья-то голова слетит. А у вас как, спокойно было?

— Было-то спокойно. — согласился старик. — да только то и слово, что «было». Жил, понимаете ли, никого не трогал. Затем появились какие-то смутные люди. Не то большевики, не то наоборот. Очень скоро их не стало, но разве покой после этого вернешь?

— Вы их убили? — Девушка смотрела на старика удивленно, но совсем без удивления.

— Не совсем я… Мой пес. Сделал он это помимо моей воли, но я ведь все равно в ответе, разве не так?

Собака в это время лежала возле их ног. Ольга присмотрелась к ней: с виду обычная дворняга, не самая крупная из тех, что доводилось видеть. Если бы такая повстречалась на пути — ничего ни приятного, но и ничего страшного. Но если деревья могут ползать, то от дворняг можно ожидать всего, чего угодно.

— А вы куда идете, если не секрет?

— Теперь моя очередь сказать: «э-э-э»… Сама не знаю.

— Хм… А нам оказывается по дороге… Не желаете ли составить кампанию. Вдвоем оно как-то веселей бродить? Только сразу хочу предупредить — со мной может быть опасно.

Девушка кивнула: ничего страшного, бывает…

— Куда пойдем? — спросила девушка.

— Туда, где не было меня, и куда не заходили вы… Таких мест, я думаю, достаточно. Может, среди них найдется место поспокойней. Хотя, как мне кажется, спокойствие ноне роскошь, которую никто не в силах себе позволить.

Через мосток возле серой мельницы они перешли через реку. По пыльному шляху пошли к леску. К тому самому, откуда вырвался ветер, их познакомивший.

…А в середине октября в комнату, где квартировал Чугункин, зашел Аристархов. Постучался в дверь и тут же, пока Клим не успел ответить, вошел.

Не смотря на то, что на улице было довольно тепло для октября, в помещении натопили жарко, густо.

Клим сидел за столом и что-то черкал в бумагах. Поднял взгляд, увидел Аристархова, улыбнулся:

— А, это ты!

Евгений улыбнулся и кивнул, дескать, да, действительно: он и есть…затем осмотрелся по сторонам. Остался доволен:

— Я смотрю, ты хорошо окопался… В смысле устроился. Прямо хоромы… Даже с граммофоном.

Кабинет Чугуника хоромами, безусловно не был — просто неплохо обставлен, что по временам текущим временам было редкостью. Особое место действительно занимал граммофон, действительно дорогой: с ящиком из палисандрового дерева, трубой блестящей, как бы не позолоченной.

Но Чугункин отмахнулся:

— Ай, с этим граммофоном просто беда! Только для вида стоит. Ему все равно, какую пластинку ставить — хоть «Интернационал», хоть романсы — одинаково играет только "Боже, Царя храни". - и шепотом добавил. — При это фальшивит жутко.

Клим указал Евгению на стул:

— Ну присаживайся, рассказывай как ты… Давно ведь не виделись?

— Где-то с неделю. — кивнул Аристархов.

— Но вчера кто-то о тебе рассказывал… Ты все там же, в училище.

Аристархов кивнул.

Город Мгеберовск был мал. Не то чтоб все всех знали, но люди пересекались часто. Бывало, в ином разговоре один собеседник назовет чью-то фамилию, а второй воскликнет: ба, да я же его совсем недавно встречал!

Так же происходило с Аристарховым и Чугункиным. Бывшие сослуживцы пересекались часто, слышали друг о друге с третьих уст. Но друзьями так и не стали. Все же разными они были людьми: бывший комиссар и бывший комбат.

— А я сегодня так усердно работал! — продолжал Клим. — Даже не обедал и чай не пил! Ничего, завтра чай попью четыре раза, и два раза схожу обедать!

Евгений не понял, была ли это шутка, но на всякий случай улыбнулся.

— А, впрочем, ну его в болото, отдохну! — продолжал Чугункин. — Попьем чайку! Не каждый день увидишь старого боевого товарища…

— Ну, положим, не такой он уж я и старый.

Клим действительно захлопотал у буржуйки. Топил дровами, тяги не было никакой, и скоро вся комната оказалась затянута березовым дымом. Впрочем, бывший комиссар относился к этому весело:

— А что поделать! Слуг нету, денщиков не имеется! Со всем приходиться управляться самому!

Чайник закипел быстро — то ли жидкости в нем имелось немного, то ли вода в нем была уже теплая. В двух жестяных кружках Клим приготовил чай, подал его Евгению.

Пили чай за столом. Надо сказать, что чай получился у Чугункина неважный: просто сладкая водица с легким привкусом заварки.

Клим, похоже, это понимал и стеснялся:

— Да… А твой денщик, помниться, такой вкусный чаек готовил! Как бишь его звали…

Ну надо же, — подумал Аристархов, — провести полгода с человеком рядом, но не узнать, как его зовут.

Но вслух сказал:

— Антип его зовут…

Во время чаепития Чугункин перебирал бумаги на столе:

— Пишу, понимаешь, доклад к годовщине Октябрьской революции! — пояснил он. — Надо отметить, ладно получается.

Он снова ушел в бумаги, наконец, нашел нужную, с гордостью прочел:

— "Все мы рождаемся в муках, но это совсем не значит, что нам не дано стать в этой жизни счастливыми"…

Клим ожидал реакции от Аристархова, но тот только отпил еще чая из кружки…

Потому Клим был вынужден продолжать разговор самостоятельно:

— Много проблем, бед… Бывают возмутительные случаи. Например, если раньше раненые красноармейцы говорили, что до свадьбы заживет, то теперь все, даже тяжелораненые утверждают, что заживет до победы мировой революции. А вот ты веришь в возможность мировой революции?

— Да нет, все же надеюсь, что все обойдется.

Прошло несколько секунд, пока Клим все же понял, что именно сказал Аристархов. Открыл, было, рот, дабы выразить возмущение словами бывшего комбата. Но не успел.

— Нам повестка пришла. — произнес Аристархов. — Надобно явится в Че-Ку…

И допил чай.

Лицо Клима мгновенно стало грустным:

— Ну как же так! — пробормотал он. — Я же верой и правдой.

— Вот, наверное, и хотят тебя отметить. Собирайся, давай. Времени нет совсем.

Действительно, Клим начал одеваться. Делал это сумбурно. Натянул ботинки, потом решил, что неплохо бы переодеть штаны. Разулся. Затем вспомнил про недопитый чай. После снова начал обуваться, но поскольку так и не переоделся, опять разулся.