Тори руками прикрыла грудь и прошептала:

– Я не могу уйти вот так – совсем раздетой.

– Держитесь за мою шею, – прошептал в ответ Спенс. – Чтобы спуститься, мне нужна свободная рука.

Тори бросила взгляд на деревянную садовую лестницу, которую Кинкейд прислонил к кованым перилам балкона, и содрогнулась:

– Вы шутите!

– Ну что ж, как хотите.

Без дальнейших церемоний он перекинул Тори через плечо. Она застонала, когда раненый бок ударился о твердые мышцы Спенса. Задохнувшись от страха, она судорожно вцепилась в Кинкейда, когда балкон вдруг пропал из поля зрения и где-то далеко внизу показалась мокрая трава.

– Держитесь.

Он улыбался! Тори не видела его лица, но ясно слышала улыбку в его голосе. Тихонько пробормотав несколько слов, которые не полагалось знать настоящей леди, она крепко зажмурилась и решила покориться судьбе. Вдруг его рука скользнула по голой девичьей ноге и сжала ее выше колена. Тори дернулась:

– Прекратите!

– Я пытаюсь вас не уронить, мисс Грейнджер. Но если вы желаете стукнуться головой о землю, могу и отпустить.

Боже, да он сумасшедший! И она еще собиралась выйти замуж за этого безумца!

– Ну вот мы и спустились.

Тори открыла глаза и совсем близко увидела землю. Ее густые волосы свешивались вниз и чуть ли не подметали дорожку, по которой шел Спенс.

– Пустите меня! – Тори забарабанила кулачками по его широкой спине.

– Вы всегда так непоследовательны? – Он, казалось, не замечал ее ударов, словно она была какой-то букашкой, а не рослой здоровой девушкой. Гравий заскрипел под его ногами, когда он направился со своей ношей в глубь сада. – То вы мне предложение делаете, то с кулаками набрасываетесь, – произнес он с сарказмом.

Кинкейд добрался до калитки в дальнем углу сада, вышел на улицу и аккуратно притворил за собой железную узорчатую дверь. Но как только он сделал еще один шаг, Тори вскрикнула: ее волосы попали между створок.

– Подождите! – Еще один шаг – и кожа на голове натянулась. Стало больно. – Стойте! Мои волосы! Вы их прищемили!

– Простите. – Он повернулся и высвободил ее спутанные локоны. – Мне жаль.

– Никогда не поверю, – буркнула она.

На улице ждал экипаж, куда Спенс и сгрузил ее. «Как мешок с картошкой», – горько подумала Тори, торопливо натягивая рубашку на колени. Она сердито посмотрела на Кинкейда, но тот невозмутимо подхватил поводья, и экипаж тронулся.

– Я не могу разъезжать по городу без одежды.

– Вы правы, – ответил он, бросив на нее насмешливый взгляд.

– Конечно, права. – Кажется, он приходит в себя, подумала Тори. – Если вы развернетесь на следующем перекрестке…

Ухватив поводья одной рукой, Спенс снял пиджак и накинул его на плечи Тори.

– Так лучше?

– Вы считаете, что этого достаточно? Что теперь все в порядке?

Но он лишь молча усмехнулся в ответ.

– Вы ненормальный! – бросила Тори, кутаясь в серый кашемир и вдыхая запах Спенса, от которого у нее закружилась голова.

– Боюсь, вам придется принять меня таким, какой я есть.

– Мои родители этого так не оставят!

– Ваш отец в курсе дела. Я разговаривал с ним сегодня вечером.

– Вот как? Уверена, вы рассказали ему, как его дочь явилась к вам с предложением!

Спенс искоса взглянул на нее и холодно произнес:

– Я сказал ему, что мы без ума друг от друга и не можем ждать положенное время, пока будет идти подготовка к свадьбе.

– И он вам поверил? – изумилась Тори. Кинкейд кивнул.

– Он долго сокрушался, что потерял целых три года, хотя с самого начала считал, что мы созданы друг для друга. А потом рассказал мне, как пробраться на ваш балкон.

Тори откинулась на сиденье и впервые за весь вечер улыбнулась. Отец! Хотела бы она видеть его лицо, когда Кинкейд попросил ее руки. Потом ей пришла в голову новая мысль.

– Но как же… Ведь он знал, что наш побег будет ужасным унижением для моей матери.

– Уверен, ему это даже в голову не пришло, – ответил Спенс, пряча улыбку.

Тори услышала позвякивание колокольчика, и в следующий миг в лицо ей ударил свет фонаря – из-за угла показался вагон конки.

– Боже мой! – Она судорожно натянула пиджак на голову.

Конка проехала мимо, постукивая колесами. Тори высунула нос наружу, только когда наступила тишина. Она забилась в уголок, чтобы стать как можно меньше и незаметнее.

– Не могу поверить, что это я еду ночью по улице, одетая только в ночную рубашку! – потрясенно проговорила она.

– Успокойтесь, уже далеко за полночь. Никто из знакомых нам не встретится… А если и встретится, они просто не поверят своим глазам и решат, что обознались.

– Достаточно и того, что вы имеете возможность лицезреть меня в таком непристойном виде.

Спенс повернулся и нарочито медленно окинул взглядом Тори от подбородка до самых ступней. Подняв глаза, горящие откровенным желанием, он посмотрел на нее и сказал:

– Скоро я смогу увидеть все.

Покраснев, она опустила голову. Из глубины ее столь долго дремавшей женственности поднималась горячая, сладкая волна и пьянящим потоком разливалась по телу. Под колючим пиджаком и тонкой ночной рубашкой соски ее напряглись и встали торчком. Тори постаралась подавить столь странную реакцию своего организма. Мать всегда учила, что «леди никогда не показывает своих чувств, леди никогда…». Что-то она забыла, как там дальше.

Экипаж взбирался в гору, и ей пришлось крепко ухватиться за сиденье, чтобы не свалиться. Кинкейд прекрасно справлялся с лошадьми, и они продвигались вперед довольно быстро. Уличные огни на Маркетстрит сливались в длинные блестящие ленты, а впереди лежала темная гавань.

Тори с удовольствием смотрела на крепкие мужские руки, сжимавшие поводья. И вдруг ей стало жарко: скоро она увидит все-все…

Сердце бешено заколотилось, почти заглушив стук копыт по мостовой. Чтобы как-то отвлечься от неприличных мыслей, Тори заговорила:

– Похоже, вы не собираетесь говорить мне, куда мы направляемся? – Голос прозвучал тем холоднее, чем жарче горел огонь в ее крови.

– Скоро узнаете.

Разговора не получилось. Тори сердито уставилась на поводья, которые Кинкейд держал в руках. Они лежали на его коленях расслабленно и беззаботно – словно он сидел дома в кресле… Ноги, обтянутые серыми брюками, были совсем рядом. Наверное, это приятно – провести рукой по его телу, чтобы ощутить, какой он сильный и как горяча его кожа… Тори вздрогнула и постаралась придать мыслям более пристойное направление. Но тут возник новый вопрос. А чего, собственно, Кинкейд ждет от нее? Она всегда отличалась живым воображением, и сейчас это очень ей мешало. Ее сердце вдруг начало пульсировать не в груди, а где-то намного ниже… Тори испугалась – нет, она не готова, она не может! Но какая-то часть ее естества набирала силу, ощущая приближение того, о чем столько лет она боялась даже думать. Тори взглянула на небо. Звезды сияли, как драгоценные камни. Так же было и восемь лет назад, когда она сидела в другом экипаже и с другим мужчиной. Тот человек был нетерпелив и жадно тянулся к ее груди, а потом стал ласкать ее всю горячими руками. Но она тогда испугалась, смутилась и залепила ему пощечину. Тори никогда не забудет, как на его красивом лице промелькнули удивление, уязвленная гордость и, наконец, отвращение. Она любила его, да, любила, но когда Чарлз захотел сделать ее женщиной, она не смогла… Тори знала Чарлза Ратледжа всю свою жизнь и лет с двенадцати пребывала в счастливой уверенности, что когда-нибудь станет его женой. Она любила его. И все же не смогла ответить на его желание. Каждый раз как он приближался к ней, Тори сковывал страх. Ей хотелось закричать, убежать и спрятаться. Очень странно, но ей никогда не хотелось убежать от Кинкейда. Тори поняла, что в этот раз опасность таится не в отсутствии чувств, а в том, что они слишком сильны и она может потерять голову… Она помнила боль той измены. Но теперь все будет по-другому. Эти отношения с самого начала обречены на недолговечность, поэтому Тори спрячет поглубже свои мечты и чувства и не позволит, чтобы Кинкейд разбил ее сердце. Кинкейд остановил экипаж у одного из причалов, рядом с которым лениво покачивался на волнах корабль. Три его мачты гордо возносились в предрассветное небо. Это определенно была прогулочная яхта, но по размерам судно не уступало настоящему клиперу.