Растерянный священник последовал за ними, и каково было его удивление, когда он увидел, что трапезный стол заставлен колбами, пробирками, разными пузырьками и склянками. За столом сидел какой-то монах и колдовал над микроскопом.

— Взгляните, Борис Леонтьевич! Такого вы еще не видели! — воскликнул Зарайский, не отрываясь от прибора.

— У нас больной, Яков Алексеич, требуется срочное вмешательство.

— Да, да, одну секунду.

Лебеду уложили на постель. Профессор срезал повязку с ноги и попросил всех отойти подальше. Над коленом выросла настоящая гора красного цвета с белой макушкой. Опухоль внушала страх. Зарайский на ходу пожал руку священнику, будто они давние приятели, и подошел к больному.

— Желтая лихорадка, — мгновенно сделал он вывод. — Обратите внимание на сопротивляемость организма. Язвы не пошли по всему телу, клетки сильно сопротивляются, согнали заразу в один узел.

— Значит, этот человек прошел курс лечения у доктора Бохнача, переболел дизентерией и ел синюю кашу на йодистом растворе. Отлично! Нам надо вскрыть нарыв, выпустить гной, извлечь стержень и прижечь рану. Хуже не будет.

— Подите гляньте в микроскоп, у нас на глазах происходит чудо. Собственно говоря, похожий пример перед нами.

Берг склонился к микроскопу и буквально замер.

— Да что происходит-то, в конце концов? — не вытерпел Масоха.

— Видите ли, Кондрат Акимыч, происходит чудо. Мы взяли кровь у человека, спящего в гробу. Живые клетки ведут настоящую войну со спорами чумы и побеждают. Либо он святой, либо мы сделали открытие. Чума победима. Из крови можно сделать сыворотку. Противоядие.

— Из крови покойника?

— Вовсе он не покойник, он в коме. Иммунитет ослаблен. Нам надо ему помочь, и мы найдем способ, как это сделать. Сугато Зиякава ошибся в своих расчетах, и я знаю, по каким причинам. Все свои эксперименты он проводит над людьми с ослабленным иммунитетом. К их числу можно отнести местных жителей. Узники концлагерей ему не по зубам.

— С чего началась болезнь вашего друга? — спросил Зарайский у Вершинина.

— Его укусила пчела. Очень большая пчела. За храмом кладбище и улей. Тут все несоразмерно — пчелы, крысы, цветы, все невероятно огромное.

Берг и Зарайский переглянулись. Судя по всему, услышанное было подтверждением их догадок.

— Потому мы сюда и пришли, Тихон Лукич, — стал объяснять священнику Дейкин. — Где-то в лесах находится лаборатория по производству отравы, ею руководит японский ученый, засевший в тайге с середины 30-х. И судя по тому, что мы видим, лаборатория продолжает функционировать и проводить эксперименты.

— Возможно, здесь была эпидемия, — предположил отец Федор. — На кладбище очень много могил, датированных 48-м годом, судя по всему, люди покинули село в то же время. Просто ушли от заразы.

— Мы видели в горах монахов, — сказал Ледогоров. — Наверное, они остались, чтобы сохранить церковь. Нас они не видели, их напугал отряд Лизы. Но отряд ушел, и монахи скоро вернутся. У них мы узнаем все подробности.

— Так, друзья, прошу покинуть помещение, — скомандовал профессор Берг. — Мы с Яковом Алексеичем приступаем к операции больного.

На Колыму пришло лето. Челданов сидел за письменным столом в своем кабинете и разглядывал фотографию Лизы в кедровой рамочке. Кроме тоски и опустошенности в его взгляде ничего не было. Полковник постарел за последние дни на несколько лет. В дверь постучали. Челданов поставил фотографию на место.

— Войдите.

На пороге появился шифровальщик.

— Вот все шифровки, посланные генералом в Москву от вашего имени.

— Оставь на столе и свободен.

Офицер положил папку и ушел.

Челданов начал просматривать телеграммы, отправленные на имя министра внутренних дел Круглова. Почему Белограй не отправлял их на имя Абакумова? — задал себе вопрос полковник. — Для умышленной утечки информации? Теперь вся московская верхушка знает о том, что генерал Белограй вылетел в Москву спецрейсом вместе с золотом и разбился в тайге, а он, полковник Челданов, принял срочные меры и отправил на поиски самолета поисковую экспедицию под видом геологической партии с секретным заданием. Мастак! В интригах разбирается не хуже вождя. Так закрутил, что черт ногу сломит.

В дверь вновь постучали.

— Открыто.

Вошел подполковник Сорокин.

— Вызывали, Харитон Петрович?

— Присаживайся, Никита Анисимович. Что слышно о корабле?

— Ничего. На связь не выходит. Я думаю, что связи не будет, генерал отвесил свой прощальный поклон. С того света не возвращаются.

— После вылета в Москву золотого рейса, он вел переписку с Москвой от моего имени. Зачем?

Челданов протянул Сорокину шифровки. Тот внимательно просмотрел их.

— Все правильно. Вы приняли меры, какие могли. Василий Кузьмич дал вам ключ, в котором вы должны работать. Мало того, о вашей инициативе теперь известно Молотову. Министр внутренних дел его ставленник. Таким образом, Белограй спас нас от произвола Абакумова. Ответственность за гибель самолета не может лежать на нас. На его борту находился сам Белограй. Вы его заместитель. Теперь Дальстрой подчиняется вам.

— И я шлю шифровки Круглову?

— А вы когда-нибудь вели переписку с московским руководством?

— Нос не дорос.

— Вот именно. Вы не посвящены в тонкости. Формально Даль-строй подчинен МВД. И что тут странного? Абакумов получит донесение, но через третьи руки. О случившемся узнает вся Москва. И первым, кто за все ответит, будет Абакумов. Берия останется довольным, он на дух не переносит Абакумова. Нам до их разборок нет никакого дела, Москва далеко.

— Ты выпустил «пересидешек»[2]. Белограй подписал семьсот приказов на освобождение. Без всяких согласований.

— Половина уже на свободе, остальных готовят. Белограй не мальчик, чтобы держать отчет по пустякам, он хозяин. Все освобожденные пересидели свои сроки на год и больше.

— Среди них те, кого сажали по прямой указке.

— Какое вам до этого дело? Переживаете, что не настрочили донос на генерала? Не получилось бы. Связь с Москвой была под контролем Белограя, он здесь бог и царь, выпустил врагов народа, сам и ответит. Только спрос с покойника невелик.

Челданов закурил. Сделав две затяжки, тихо сказал:

— Только не думай, Никита, что я струсил. Рядом с Белограем легко. Он глыба. За ним как за стеной. Стена рухнула, как стенка в деревенском сортире, и ты оказался у всех на виду с голой задницей.

— Сгущаешь краски, Харитон Петрович. Я не думаю, что Москва назначит тебя начальником Дальстроя, пришлют своего охламона. Но без нас с тобой им не обойтись, здесь не завод по производству тазиков, у нас империя.