Тосикагэ замкнулся в себе и обиженно молчал, зато Такэнори, похоже, был рассержен не на шутку. Поймав на себе взгляд Акитады, он не преминул возмутиться:

— Мой отец отличается крайней щепетильностью во всем, что касается его рабочих обязанностей! Обвинять его в чем-либо просто непорядочно! Если уж на то пошло, пусть, если хотят, обыщут этот дом. Тогда его невиновность будет доказана раз и навсегда!

На это Тосикагэ воскликнул:

— Господи, да ни за что! Я этого не допущу! Как ты себе это представляешь? Только подумай, как расстроится Акико! В ее деликатном положении это особенно вредно, это может навредить ребенку.

Акитада в растерянности лихорадочно пытался придумать другую тему для разговора и вдруг вспомнил про ширму.

— Простите меня, дорогой братец, за эти необдуманные слова. Просто мне почему-то пришли на ум многочисленные красивые вещицы, которые я видел в покоях Акико.

Гнев Тосикагэ, похоже, немного улегся. Уже более милостиво и с чувством он сказал:

— Мне доставляет истинное удовольствие видеть мою красавицу в окружении красивых вещей.

— Да, ей просто повезло. А вы, как я вижу, несравненный знаток прекрасного. Особенно меня поразила та ширма с цветами.

— Ах, та ширма! Да. Ну и как, неплохо она там смотрится? Стоит, знаете ли, немалых денег. Работа настоящего мастера, который уже имеет имя при дворе.

Какой странный ответ, подумал Акитада, такое впечатление, будто сам Тосикагэ не видел, как смотрится в комнате ширма.

— Да, она изумительно там смотрится, — сказал Акитада. — Интересно, это вы придумали поставить ее у дверей в сад? Ведь летом она, должно быть, почти сливается с ним, и создается впечатление, что сад переехал в комнату.

Тосикагэ просиял:

— Ага! Вот и отлично! Нет, это, должно быть, Акико поставила ее туда. Моя умница!

Итак, стало быть, Тосикагэ не часто наведывался в покои жены. Судя по всему, Акико сама ходила на половину мужа для осуществления супружеских обязанностей, как было заведено в императорском дворце. А коли так, то, возможно, Тосикагэ не имел никакого отношения к подозрительной статуэтке. Но это только затрудняло дело, потому что в таком случае, по-видимому, кто-то еще из домашних мог поместить статуэтку туда. Если, конечно, она вообще принадлежала к числу дворцовых ценностей, а не была просто похожим изделием.

Акитада повернулся к Такэнори:

— Кстати, ваш батюшка дал мне описание пропавших предметов, вот я и подумал, что и вы, должно быть, тоже знакомы с ними. Не могли бы вы припомнить и сказать мне, как они выглядят? Ведь так вы подтвердите слова вашего родителя.

Но здесь от Такэнори было мало толку. Запинаясь, он давал какие-то неясные описания, перепутал цвет статуэтки и после того, как отец несколько раз поправил его, отказался от этой затеи, сославшись на то, что мало интересуется подобными вещами. В общем, вывода никакого не напрашивалось, разве что стало более или менее ясно, что статуэтка Акико — скорее всего просто удачная копия с дворцовой и что Тосикагэ явно не знает о ее присутствии в доме.

Копнуть глубже Акитада не отважился — чтобы не встревожить отца и сына своими подозрениями. Он решил поговорить о чем-нибудь другом и вдруг снова вспомнил о ширме.

— Меня действительно буквально потрясла ваша расписная ширма с цветами, — сказал он Тосикагэ. — Акико не сумела припомнить имени мастера и посоветовала мне спросить у вас. Я подумал, что мог бы приобрести нечто подобное для Тамако — она у меня любит сад и цветы.

Тосикагэ хлопнул в ладоши:

— Отличная мысль! Нашу ширму покупал Такэнори. Ну-ка, Такэнори, посмотри адрес и объясни Акитаде, как добраться туда.

Сын послушно поднялся, подошел к полкам и, открыв одну из коробок с документами, принялся изучать ее содержимое. Вернулся он с листком бумаги в руках и протянул его Акитаде.

— Вот нужные вам сведения, господин, — учтиво проговорил он.

Это была копия счета на покупку ширмы «в одном экземпляре, четырехстворчатой, с изображением цветов в необычных сосудах». Товар надлежало доставить к концу месяца Желтеющих Листьев в дом его превосходительства помощника начальника дворцовых хранилищ в обмен на десять слитков серебра. Счет был подписан мастером «Ноами, проживающим в «Бамбуковой хижине», что возле храма Безграничного милосердия».

Десять слитков серебра! Громадная сумма для простого ремесленника, привыкшего продавать свои работы на рынках да на монастырских торжищах.

— Да при таких-то заработках этот человек должен жить во дворце — заметил Акитада. — Где же находится эта «Бамбуковая хижина»?

Тосикагэ рассмеялся.

— Помните, я говорил вам, что этот парень входит в моду? Так вот вам любопытная деталь — он, говорят, изучает цветок на протяжении всех стадий его развития — от бутона до опавших лепестков. Такое усердие стоит денег. И знаете что, дорогой братец, у меня появилась идея. Я все мучился, не зная, как выразить вам свою благодарность. Так доставьте же мне удовольствие и позвольте преподнести вам в дар такую вот ширму. Такэнори сходит с вами к художнику, и вы сами объясните ему, что вам нужно. А я позабочусь о том, чтобы доставить потом ширму вашей очаровательной жене.

Акитада смутился. Ни при каких обстоятельствах ему не хотелось обязываться перед Тосикагэ, по крайней мере до тех пор. пока он не убедится в непричастности своего зятя к делу об исчезновении императорских ценностей.

— Благодарю вас, братец! Вы чрезвычайно любезны и щедры, только этот подарок я хотел бы сделать Тамако сам. Думаю, вы меня хорошо понимаете.

Изогнув бровь, Тосикагэ усмехнулся с видом знатока.

— Не говорите больше ничего, дорогой братец! Я вас отлично понимаю. Как же! Ведь ваша дама должна получить знак восхищения именно от вас. — Он хихикнул.

Тогда, обращаясь к его сыну, Акитада сказал:

— Вам вовсе не обязательно ходить со мной, вот разве что объясните мне, как добраться до дома этого мастера.

Выяснилось, что художник проживал в западной части города, причем Такэнори намекнул на какое-то опасное соседство.

— Это еще что значит?! — воскликнул Тосикагэ. — Ты ничего мне не говорил о каких-то там опасностях.

Такэнори стыдливо потупился:

— Простите, отец. Я и сам не знал, пока ко мне не прицепились какие-то два оборванца. Мне довольно легко удалось от них отвязаться, но господину Сугавара может так не повезти.

Тосикагэ прищелкнул языком.

— Да, в западном городе становится все более и более неспокойно, там уже без опаски по улицам не походишь. Такэнори прав. Вам следует взять с собой вооруженного слугу. Не могу только понять, зачем успешному художнику жить среди такого отребья.

— Ну, дом-то у него весьма и весьма приличный, только вот зарос порядком, — заметил Такэнори. — По-моему, это его родовое гнездо, но живет он там один.