Марк долго молчал, опустив глаза на лежащий перед ним на тарелке изюм, собираясь с мыслями, чтобы по возможности стройнее изложить свой план. Он вспоминал так же сведения, полученные от Руфрия Галария — именно они должны были теперь сослужить ему службу. Наконец он поднял голову и заговорил горячо, но тщательно обдумывая слова и делая длинные паузы, как будто нащупывал дорогу, как и было на самом деле.

— Клавдий Иеронимиан, ты сказал, что идти должен человек, которого племена примут и пропустят вглубь. Таким человеком может быть, к примеру, бродячий глазной лекарь. Здесь, на севере, многие болеют глазами, и половина путников, бредущих по дорогам, знахари. Руфрий Галарий, служивший полевым хирургом при Втором легионе (чуть улыбнувшись, он взглянул на дядю), однажды рассказал мне про одного своего знакомого, так тот пересек Западное море, исходил всю Гибернию вдоль и поперек, и везде благополучно занимался своим ремеслом, потом вернулся целехонек и сам рассказал про свои приключения. А если звание лекаря послужило пропуском в Гибернию, то через бывшую римскую провинцию оно наверняка поможет нам пройти.

Марк выпрямился на ложе, почти гневно глядя на старших. Про Плацида он и думать забыл.

— Может, нам и не удастся вернуть орла, но, если богам будет угодно, мы, по крайней мере, узнаем, правдив ли слух, который до тебя дошел.

Последовало долгое молчание. Легат испытующе разглядывал Марка. Дядя Аквила заговорил первым:

— Придумано изобретательно, спору нет, но у него есть один пустячный недостаток.

— Какой?

— Такой, что во врачевании глаз ты понимаешь меньше, чем невылупившийся цыпленок.

— То же можно сказать про трех знахарей из четырех, попадающихся на дороге. Сначала я навещу Руфрия Галария. Да, да, конечно, он хирург, а не глазной врач, но у него хватит знаний, чтобы научить меня изготовлять несколько глазных мазей и пользоваться ими.

Дядя Аквила кивнул, как бы делая тут уступку.

Неожиданно легат спросил отрывистым тоном:

— Насколько пригодна твоя нога?

Марк ожидал этого вопроса.

— Она не годится только на учебном плацу, в остальном она почти та же, что и раньше. Конечно, случись нам спасаться бегством, она нас подведет, но, по правде говоря, в чужой стране бегство не имеет ни малейшего смысла.

Снова наступила тишина. Марк сидел, высоко подняв голову, переводя взгляд с легата на дядю и обратно. Он знал: они оценивают его шансы проникнуть за Вал, выполнить то, за что он берется. Для него с каждой минутой все важнее, все настоятельнее казалась необходимость получить приказ к выступлению. От этого зависело, быть или не быть отцовскому легиону. Легиону, столь любимому отцом. И так как сам он любил отца всеми силами души, то дело это было для него делом чести, мечтой о подвиге и манило его, как манит мечта о подвиге. Но за всеми мечтаниями он не забывал об одном суровом факте: римский орел находится в руках тех, кто однажды обратит его против Рима. Марк получил воспитание солдата. Поэтому им владела не одна жажда приключений, — трезвые разумные соображения заставляли его терпеливо ждать приговора старших.

— Клавдий Иеронимиан, ты только что сказал, что послал бы подходящего молодого командира из числа подчиненных, — не выдержал наконец Марк. — Получу ли я приказ на марш?

Первым ответил его дядя, обращая свои слова столько же к легату, сколько к племяннику:

— Боги моих предков запрещают мне лишать любого из родственников возможности свернуть себе шею ради благого дела, будь у него такое желание.

Тон его был ядовит, но Марк, встретившись со смущающе проницательным взглядом из-под насупленных бровей, догадался, что дядя Аквила гораздо лучше, чем он думал, понимает, что все это значит для Марка.

Потом заговорил легат:

— Ты отдаешь себе отчет в том, как обстоят дела? Провинция Валенция, что бы она собой ни представляла раньше, чем бы она ни стала впоследствии, сейчас не стоит и ремешка от старой сандалии. Ты окажешься один на вражеской территории, а если попадешь в беду, Рим ничем не сможет и не захочет тебе помочь.

— Понимаю, — ответил Марк. — Но я буду не один. Со мной пойдет Эска.

Клавдий Иеронимиан наклонил голову:

— Ступай. Я не твой легат, но я даю тебе приказ к выступлению.

Позже, когда они обсудили разные детали, усевшись вокруг жаровни в атрии, Плацид вдруг высказался неожиданно:

— Пожалуй, мне жаль, что в вашей экспедиции нет места для третьего! В ином случае, клянусь Бахусом, я бы бросил Рим на произвол судьбы и отправился с вами!

Лицо его на миг утратило свое надменно-скучающее выражение, юноши посмотрели друг другу в глаза, и Марк впервые с момента их встречи почувствовал что-то, похожее на симпатию.

— А ты убежден, что можешь доверять своему варвару в таком рискованном деле?

— Эске? — с изумлением переспросил Марк. — Да, конечно.

Плацид пожал плечами:

— Что ж, тебе лучше знать. Лично я не решился бы подвешивать свою жизнь на столь тонком волоске, как верность раба.

— Мы с Эской… — начал Марк и осекся. Нет, он не станет выставлять напоказ свои и Эски сокровенные чувства на потеху трибуну Сервию Плациду. — Эска у меня уже давно. Он ухаживал за мной, когда я болел, делал для меня все, пока я не смог встать на ноги.

— Ну и что тут особенного? Он — твой раб, — небрежно проронил Плацид.

От удивления Марк не сразу нашелся, что ответить. Он как-то забыл думать об Эске как о рабе.

— Он делал все не по этой причине, — сказал он наконец. — И не по этой причине он идет сейчас со мной.

— Ты так думаешь? Как ты наивен, мой милый Марк, раб есть раб. Дай ему свободу и посмотришь, что выйдет.

— Я так и сделаю, — произнес Марк. — Спасибо тебе, Плацид, я так и сделаю.

Когда позже вечером Марк с Волчком, следовавшим за ним по пятам, вошли в спальню, Эска, как всегда, уже был там и, отложив в сторону пояс, на котором чистил застежку, спросил:

— Когда мы выходим?

Марк закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

— Возможно, завтра утром — я, во всяком случае. А сперва — держи, — и он протянул Эске тонкий свиток папируса.

Тот взял папирус, бросив на Марка озадаченный взгляд, раскатал свиток и поднес к лампе. И, глядя на него, Марк остро вспомнил и пережил тот момент, когда он снял днем с Волчка ошейник. Волк вернулся, но вернется ли Эска?

Тот поднял глаза и покачал головой:

— Большие буквы я еще понимаю, но всю надпись мне не разобрать. Что она значит?

— Это твоя вольная, ты свободен. Я составил ее сегодня вечером, а дядя Аквила и легат заверили ее. Я должен был это сделать давным-давно, но я просто легкомысленный глупец, уж прости меня, Эска.