Она? Слабачка, безнадёжная, ущербная ведьма? Разбила  магические оковы? Распутала заклинания могущественных волшебников? Как такое возможно?

Но слушать было приятно. Хотелось, чтобы привлекательный незнакомец продолжал, не останавливался, обволакивал её своим чарующим голосом, лил бальзам на потрёпанную гордость. Теплота его крепких ладоней волновала невинное, неискушённое сердце. 

— Ты взломала защитное поле Крепости с лёгкостью, которая удивит любого. 

Щёки Алой запылали отчаяннее.  Наконец-то её признали! Наконец-то!

— Ты заслуживаешь самого лучшего.

Как проникновенно он смотрел! С каким пылом говорил! Какое искреннее восхищение плескалось в его глазах!

— Заслуживаешь, чтобы тебя оценили по достоинству.

Да! Она заслуживает! Заслуживает того же, что и сёстры. Не прятать взгляд, ходить с гордо поднятой головой. Она ничем не хуже. Так ведь?

— Ты рождена стать могущественной богиней. 

Говори! Пожалуйста, говори. Ещё чуть-чуть, ещё немного, чтобы поверить, расправить за спиной крылья и родиться заново.

Незнакомец смотрел снизу-вверх, согревал теплом рук. Зелёные глаза влажно блестели благоговением. За такой взгляд она, привыкшая считать себя последним ничтожеством, готова была продать душу. 

— Твой дар уникален. 

Слова, волшебные, сладкие, наполняли её, словно пустой сосуд, и затягивали застарелые раны. Растекались внутри щекотной волной. Каждое — было откровением и раскрашивало неприветливый мир яркими, сверкающими мазками. 

Сейчас, именно сейчас, в этот самый момент, когда незнакомец говорил, а Алая слушала его и дрожала от незнакомых эмоций,  ощущение сырости и холода болот оставили её. Полной грудью она вдохнула свежесть моря, запах свободы.

— Ты должна занять достойное место среди богов смерти.

Плечи её расправились, подбородок, обычно опущенный, приподнялся.

— Должна. Но не займёшь.

Что?

Она словно упала со спины летящего на высоте облаков дракона. Прямо на каменистую землю. Раз — и дыхание выбило, обломки рёбер пропороли плоть.

Не займёт?

— Я же сказал, дорогуша: они выпнут тебя из Крепости под зад. 

Алая уставилась на него, хлопая ресницами.

— Всё это уже было. Сейчас сюда ворвётся группа суровых мужчин в чёрном, скрутит тебя и доставит в зал Совещаний. А там глава Совета — знатный женоненавистник — обольёт тебя грязью. Мир несправедлив, детка. Не все получают то, что заслуживают.

Алая сглотнула.

— Твой дар, удивительный, уникальный, будет — как бы поприличнее выразиться? — зарыт в землю.

— И… что мне делать?

Незнакомец широко улыбнулся. 

— Тот, кто нас с тобой разлучил, был умён. Он знал, что я попытаюсь тебе помочь, и предпринял меры. 

Он нагнулся и закатал джинсы. 

Что это сверкнуло на его щиколотках? Какие-то странные татуировки или… 

Присмотревшись, Алая узнала магические кандалы. Под кожей будто текла раскалённая лава, раз за разом повторяя один узор.

— Уверен, такая сильная богиня как ты сможет их снять.

— Нет, я… — она помотала головой. — У меня не получится…

Синеволосый взял в ладони её лицо.

— Я в тебя верю. Всегда в тебя верил. Меня, кстати, зовут Росс. Как жаль, что ты не помнишь.

Сто лет прошло с той поры, когда в способности Алой  кто-то верил.

Вспомнилось, как мать прятала разочарованный взгляд.

— Хорошо. Да. Я попробую.

— Умница. 

Полностью снять кандалы не получилось: Алая лишь ослабила вязь заклинаний, но и этого хватило, чтобы Росс смог создать на ладони зелёный светящийся шар.

— Замечательно. Великолепно, — прошептал он, красуясь. На пальце вспыхнул язычок пламени, сменил цвет с оранжевого на болотный. — Возможно, я даже смогу ненадолго покидать Крепость. Как считаешь?

Алая пожала плечами, удручённая тем, что не сумела помочь.

— Что ты? — Росс осторожно обнял её за плечи. — Не грусти. Никто бы не справился лучше тебя, поверь. Ты молодец. Пусть ко мне вернулось не так много магии, но для нашего плана её хватит. А теперь, любимая, уходи. Давай. Никто не должен узнать, что ты была здесь. Встретимся завтра. На маяке.

Входя в кабинет, Эстер выглядела усталой.  И зачем только захотела встретиться после такой тяжёлой рабочей смены? Видно же, что едва стоит на ногах.  Смерть, он и сам безмерно устал сегодня. После бумажной волокиты полевая служба казалась глотком свежего воздуха. Мечтай-мечтай.  Вон какие горы документов выросли на столе! Разгребать до глубокой ночи.

Эстер застыла на пороге, то ли вымотанная, то ли сильно раздражённая. Не раз он замечал на её лице это выражение, но трусливо не пытался докопаться до причин. Опасался, что не так ей с ним и хорошо? Боялся услышать правду?

Возможно, в последнее время он уделял Эстер мало внимания. Проклятая работа! Или любимую обижала необходимость скрывать отношения? Конспирация достала и его, но женщин такое положение вещей задевало особенно. Или нет? Бездна, что он вообще знал о женщинах? 

— Присаживайся.

Сейчас он дочитает абзац, чтобы запомнить, на каком месте остановился, и уберёт документы в ящик. 

 — Сделать тебе кофе? Ты успела поужинать после дежурства? 

Молох поднялся из-за стола и снова взглянул на Эстер. Короткое платье, длинные ноги в чёрных колготках, аккуратные стопы, зажатые лодочками. Декольте — вырез, который на людях хотелось скорее прикрыть, а наедине распахнуть до треска ткани. Даже сейчас, когда голова гудела от бумажной работы и перед глазами от недостатка сна пульсировали круги, желание захлестнуло. И как в далёкую бытность человеком захотелось совершить какое-нибудь безумство. Снова опрокинуть на пол папки с документами, а на их место водрузить Эстер. Или взять её у окна. Чтобы она стояла, обнажённая, лицом к небу и опиралась ладонями на шероховатый гранитный подоконник. 

Ему нравились такие мысли: они заставляли чувствовать себя живым. Словно тысячи лет он был ветошью, заваленной хламом на чердаке, но вот его вытащили на свет и стряхнули пыль. 

Робот, научившийся любить. Ледяная статуя, которую оживили.

Загудела кофемашина. Молох знал: любовь — эта забота. И о своих чувствах никогда не говорил — некоторые вещи делали мужчин косноязычными, — но под рукой всегда был плед, чтобы согреть, в кофемашину — залита вода и засыпаны зёрна, и плечо Молоха было в распоряжении Эстер в любое время суток. 

— Сложное было задание? — он протянул ей бумажный стаканчик.