Крепко связанный плот неторопливо нес Тилода-Несмеха по Зеленой Реке. Человек смотрел в мутную воду. Быстрые тени скользили под ее поверхностью. Иногда мелкая рыбешка стрелкой выбрасывалась из воды, спасаясь от хищника. Несмех смотрел в реку. А на него сверху смотрели хищные пятнистые урги Гибельного Леса. Летающие твари кружились над ним, но напасть не решались. Инстинкт подсказывал им, что от человека лучше держаться подальше.

Почти месяц прошел с тех пор, как бежал Тилод из лагеря ссыльных, от берега другой реки, тоже впадающей в море Зур. Десяти дней хватило бы судну, чтоб, отойдя от лагерного причала, спуститься вниз, проплыть вдоль изрезанного бухтами побережья, подняться вверх по Зеленой, известной среди обитателей Юга как Проклятая,– и достичь Города-на-Берегу.

Несмех не плыл на корабле. Он был беглец. Но добрался до цели немногим медленнее.

Тилод Зодчий из Фаранга улыбнулся. Он с удовольствием подумал о том, как удивил своих тюремщиков. Да, те, кто решил сослать Черного Охотника (Хотя откуда они знали?) в страшные джунгли Юга, здорово просчитались. И он заставит их пожалеть о содеянном. Нынешний Тилод Зодчий – это не тот двадцатипятилетний парень, которого можно вот так запросто умыкнуть – и никто не вспомнит. Нынешнего Тилода – вспомнят! Достаточно одного лишь Начальника Фарангской Гавани Шинона, Шинона Отважного, чтобы у тех, кто затеял эту игру, затряслись поджилки, когда похищенный Зодчий объявится в Фаранге. Потому что Тилод точно знал: схватили его отнюдь не по распоряжению Великого Ангана. Или Исполняющих Волю (уж Шинон бы об этом знал). И даже не по приказу Блюстителя помыслов Дага. Даг – отъявленный негодяй, но и он не станет ссылать на Юг того, кому намеревался поручить строительство (со скидкой, разумеется) нового дома.

Придя в себя в трюме плывущего на юг корабля, Тилод Зодчий не спеша обдумал происходящее (он никогда не спешил прежде, чем принять решение) и понял, что кто-то попросту решил от него избавиться. Тех, кого ссылают по повелению Великого Ангана, не оглушают втихомолку пыльцой дурманного гриба. Тилод понял, но действовать не спешил. Торопиться ему некуда. Раз он не сослан официально, значит там, в Фаранге, его права не затронуты, имущество не конфисковано, и сыну ничего не угрожает. Санти – достаточно взрослый парень, чтобы о себе позаботиться. Тилод совсем успокоился, когда узнал от других (настоящих) ссыльных, что они плывут на Юг. Разумеется, он не разделял их панического страха перед Гибельным лесом. Более того, он даже обрадовался. Восемнадцать лет назад ему было сказано: ты не должен возвращаться по своей воле. Когда наступит срок, Судьба сама приведет тебя обратно. Значит, пришел срок. Тилод был спокоен. Судьба вновь ведет его в Вечное Лоно. Сейчас он должен просто ждать. И действовать, когда наступит время действовать. И время пришло.

* * *

Лагерь ссыльных, тот, в который доставили Тилода, был совсем не похож на вольное поселение двухвековой давности, куда привезли третьего сына Асхенны Ролфа. Больше не было маленьких «крепостей», в которых ссыльные как могли боролись за свою жизнь. Теперь обширное пространство на берегу реки, очищенное от леса, напоминало небольшой город. К причалам речного порта трижды в месяц, а иногда и чаще подходили купеческие суда. И отходили – доверху груженные добытым ссыльными: древесиной, мехами, кожами, снадобьями и пряностями, семенами и целыми деревьями, которые задорого покупали для своих парков соххоггои: лишь здесь, в южном Конге, растения-хищники столь разнообразны и кровожадны.

Ссыльных стерегли опытные воины. Немалые деньги платили здешним стражникам. За два столетия не раз пытались сосланные на Юг поднять восстание. В первое столетие бывало – успешно. Благодаря помощи, приходившей ниоткуда. Но в последнее время лишь отдельные смельчаки да небольшие группы решались на побег.

Для тех, кто работал в Лесу, бежать было несложно: охрана больше смотрела по сторонам, чем на подопечных, а огромные вышколенные псы были приучены следить, чтоб на самих воинов не напал какой-нибудь зверь или обезумевший ссыльный. Бежать легко. Но никто никогда не решался бежать в сторону Леса. Старались украсть или захватить лодку, чтобы по реке спуститься к морю. Но на побережье тоже была стража. Куда более бдительная. И все же у беглецов оставалась надежда: человек может обмануть человека. Гибельный Лес обмануть невозможно. В нем – только смерть.

Тилод ушел в Гибельный лес. Впервые. И одолел две мили прежде, чем отсутствие его было замечено и собаки-сыскари помчались по следу. Может быть, они и догнали бы Несмеха, но змея-шипоглавка напала на одного из псов. Ценное животное околело меньше чем за минуту. Погоня была прекращена. Обученные собаки дороже беглеца. Пусть его ловит Гибельный Лес.

На это и рассчитывал Тилод Зодчий. Нет, уже не Тилод. Здесь, в Гибельном лесу он был уже не Тилодом – Несмехом. Черным Охотником Вечного Лона. Чутьем Несмех выбрал направление и бежал ровной охотничьей побежкой, сменяя одну тропу на другую. И сумрачные своды Вечного Лона пели над ним Песню Жизни. Сейчас не охотником был Несмех. Но пока еще и не жертвой. Одежда на нем была такая, как подобает. Иначе разве могли бы ссыльные работать в Гибельном Лесу? Конечно, до костюма Черных Охотников далеко, но стрекала и шипы ему не угрожали. Нужно лишь успеть засветло пробежать десять миль, расстояние, отделявшее берег реки от края Великой Топи. Топь – не Лес. Там много безопасней. Хотя к Несмеху и вернулось его чутье, едва он оказался в Лесу, но ночью Вечное Лоно наверняка взяло бы его жизнь.

Надежда придавала силы конгаю. И еще он нашел меч. Старый, заржавленный, но вполне пригодный для боя. На половину клинка врос он в древесный ствол, и синие хлопья мха свисали с рукояти. Несмеху потребовалось полчаса, чтобы освободить оружие.

Ему повезло вдвойне. Он нашел меч уже у самой границы Топи, где густая трава срослась в сплошной зеленый ковер, чавкающий под ногами. Найди Несмех оружие раньше – бег его замедлился бы и он не смог бы вовремя достичь границы Топи. А меч – дар Судьбы. Оставлять его нельзя.

Несмех успел. Когда солнце скрылось за кромкой гор, он уже лежал на плавучем островке посреди зеленой душной протоки, и сырое мясо пойманной лягушки наполняло его желудок. Не лучшая пища, но достаточная, чтобы остаться в живых. Здесь безопасно. У Великой Топи свои чудища, но большинству из них Несмех не интересен.

Двадцать шесть дней плыл он на крохотном, шесть шагов в ширину и восемь – в длину, плавучем островке. Пищей Несмеху служили лягушки, грибы и редкие в болоте съедобные плоды. Путь его был извилист, как полет медовницы над цветочной поляной. Часто не вперед, а назад вели тинистые протоки. Каждое утро смывал он затхлой водой с кожи нежную зеленую плесень. В конце первого десятидневья чуть не умер от неведомой болезни. Но – справился. И, как дар, вернулось к нему утраченное чувство потока, влажной стихии Воды. Великая Топь покорилась ему, хотя пути ее не стали намного прямей. Может быть, и нужны были эти двадцать шесть дней, чтобы освободить окончательно Охотника Несмеха от Зодчего Тилода. И тот, кто плыл сейчас по Зеленой Реке, был совсем не тем, кого схватили фарангские стражники, одурманив пыльцой сонного гриба. С этим им было бы не совладать!