Договорив, граф отвернулся. Сара знала, что он ждёт ответа. Он боится услышать из её уст, что она презирает его или что ещё хуже - ненавидит. Но она стояла молча, потрясённая до глубины души услышанным. Их истории были так похожи, что ей на секунду стало не по себе даже. И... Неужели он думает, что она сейчас может ему не поверить, может отвернуться от него? Волной накатила нежность. Она его жена. К чему условности?

- Джозеф, - Сара робко дотронулась до его плеча. Он вздрогнул и обернулся.

- Что, я не противен вам сейчас, графиня? - насмешливый голос дрожал.

- Нет. Ни капли. Почему мне должен быть противен человек, который не сделал в своей жизни ничего дурного, которого оболгали и предали, так же, как меня и моих родителей?!

- Но вы услышали лишь мою историю, Сара, - это «Сара» прозвучало так нежно, что ей на мгновение стало даже больно. - Это лишь мой взгляд. Откуда вы знаете, что то, что я сказал вам сейчас - правда?

- Я верю, что вы не лжёте. Зачем это вам?

- Ну, я мог бы например, как истинный злодей влюбить вас в себя и воспользоваться вами, вашей юностью и доверчивостью, - Граф положил ей руки на плечи, почти грубо и заглянул в глаза, а потом, наверное, увидел в них что-то такое, что даже отшатнулся.

- Нет, видит Бог, я не мерзавец. Мне скоро умирать и я не хочу, слышите, графиня, не хочу, чтобы вы привязывались ко мне! Это было бы глупо и бесчеловечно! - Он отстранился от неё и поднёс руку ко лбу. Сара смотрела на него с тревогой. Не привязываться? Но она не могла не думать о нём. И днём и ночью и даже сегодня, выслушивая в саду сбивчивые извинения виконта за своё неприличное поведение, она думала только о муже. - Я добавлю новый пункт в договор, графиня Даррен, - голос графа окреп и зазвучал жёстко и отстранено. - Моя жена после моей смерти обязана будет выйти замуж в течение двух месяцев, иначе она лишится всего моего состояния.

Сара пошатнулась. Замуж? После его смерти? Но Джозеф не может умереть! Никогда! Она спасёт его, если он позволит ей. Если бы только он позволил ей, если бы рассказал... Но его глаза... Он считает, что так будет лучше для неё, для них обоих.

- А что? Я добавлю сегодня же этот пункт в брачный договор и вызову нотариуса, заверить его. А за кого замуж - это ваш выбор, графиня, хотя бы за моего друга, виконта, с которым вы так долго сегодня разговаривали в саду.

Саре вдруг по мгновенному наитию стало всё понятно. Она видела, как сдерживал муж безумную ревность, полыхавшую в глазах, и почему так резок он был сегодня. Ей бы успокоить, сказать, развеять все его сомнения. Неужели он думает, что она неравнодушна к виконту? Но сердцем она чувствовала, что одно неловкое движение навстречу и Джозеф снова замкнётся, уйдёт в себя и никогда больше он не позволит ей приблизиться, пока не станет слишком поздно. И всё же она попыталась, с трудом разжав немеющие губы:

- Граф Даррен, виконт де Грааз всего лишь извинялся сегодня передо мной за своё неподобающее поведение.

- Извинялся? За что? Уж не за то, что он вас любит? Если это так, тогда всё замечательно. Вы обязательно полюбите его. А пока наберитесь терпения - мне не так уж и долго осталось жить.

- Но...

- Никаких «но». Вы узнали, что хотели, теперь идите, Сара. И не беспокойте меня сегодня больше. Не думайте ни о каких глупостях. Я слишком многое себе позволял, но я исправлюсь. И не стройте себе иллюзий. Ваша жизнь должна быть навеки связана с жизнью того, кто сможет стать вам достойным мужем. А это не я, - добавил он шёпотом, но потом, взглянув на Сару, продолжил уже громко и опять словно чужим голосом. - И запомните - я отношусь к вам по-дружески, или даже, скорее по-отцовски. Вам лучше поскорее оставить все глупости, которые вы там себе вообразили. Я вовсе не тот таинственный и мрачный герой из романов, что вы читали по приезду сюда. До вечера.

Джозеф отвернулся, показывая, что разговор закончен и Сара может идти, а она... Она чувствовала себя опустошённой и разбитой. Было плохо, тяжело и тоскливо. Едва передвигая ноги, она направилась к своей комнате. Упасть там на кровать и забыться, если уж нельзя ничего поменять.

***

Пусть лучше она возненавидит его за его слова, пусть будет проклинать его, только лишь бы остановить это безумие! Джозеф застонал, потом с трудом дохромал до двери библиотеки, захлопнул её и упал в кресло. Этот разговор отнял последние силы. Но так надо. Пусть лучше она думает, что он не любит её, что относится к ней, как к другу... Но чем больше он убеждал себя в этом, тем больше понимал, что если бы не оставшийся ему год, если бы он встретил Сару раньше, тогда когда впереди было ещё десять-двадцать лет, не омрачённых болезнью, он не смог бы удержаться от того, чтобы предложить ей не только свою руку, но и сердце, которым и так безраздельно владела она. Но сейчас... Зачем обрекать её на мучения - ухаживать за ним умирающим, зачем заставлять быть сиделкой рядом с прикованным к постели мужем? А она будет терпеливой сиделкой и даже будет любить его, так как только она сможет. Но потом... Потом будет слишком поздно.

Джозеф вспомнил её взгляд сегодня. Сара ответила бы ему на любовь любовью. Но имеет ли он право принимать такую жертву или он просто боится? Может ли он обрекать любимую на такие жертвы или же он просто трус и боится взять то, что и так принадлежит ему? Откуда он знает, что будет лучше для Сары? Джозеф сжал губы и застонал. Правильно ли он поступает? Где искать ответ? Сейчас его жена, наверное, ненавидит его, но потом, может быть, потом она забудет и ещё будет счастлива с виконтом. Они ведь подходят друг другу даже по возрасту. Зачем хранить в сердце любовь к тому, кто всё равно скоро умрёт. О, если бы не это Проклятье, он не отдал бы её никому! Но сейчас он должен думать лишь о том, как будет лучше для неё. Джозеф должен защитить её даже от неё самой и от себя... Но как же тяжело отдавать её кому-то, тяжело отвечать на её робкое доверие насмешкой! Он потянулся за книгой и взял наугад первую попавшуюся. Но не смог прочесть даже пары строк.

Он встал, опираясь на трость, и двинулся к выходу из библиотеки. Джозефу не сиделось сейчас на месте. Мог бы он свободно передвигаться, оседлал бы своего Вольного и пустил бы галопом. Но он теперь до конца жизни заперт в этом доме. Никогда Чендервилл не был ему противен, никогда он не тяготился этими стенами, но вот сейчас они словно давили. Ему нужно поговорить с кем-то или вспомнить... Ноги сами несли его к кабинету отца. Он не заходил внутрь уже несколько лет - ни к чему ворошить прошлое. Но сейчас ему нужен был совет, собраться с мыслями, успокоиться, вспомнить, что он - мужчина и джентльмен, в конце концов!

Стол, комод красного дерева, тёмные, строгие панели на стенах, жёсткий стул. Всё, как любил отец. Ничто не должно было отрывать его от работы. Даже последние годы, перед смертью, пока Проклятье не добралось до сердца, он работал, хотя слабел на глазах. Кроме Генриха, слуг в доме тогда не было, все разбежались, помогать было некому. Даже доктора не осмеливались приезжать к такому больному, чтобы облегчить его страдания. Джозеф вырос слишком рано, видя столько всего, что не должно видеть и знать ребёнку в его возрасте. И с детства он чётко знал, ЧТО его ждёт. Он не должен был жениться. Он знал, на что будет обречена его жена. А если уж женился, то должен был устоять. Но он не устоял, дал волю чувствам.