Фыф снова валялся в отключке. А Еремей стоял, опершись о рукоять меча, вонзенного в землю, и, по ходу, тоже собирался вырубиться. Неплохой для меня расклад, кстати. Оставшиеся в живых мертвяки (каламбур, однако!) через несколько минут снова полезут из скопища аномалий и сомлевшего от кровопотери мясистого сотника схомячат с превеликим удовольствием. Одним желающим меня грохнуть будет меньше, пустячок – а приятно.

Но в то же время я осознавал, что не смогу оставить этого бородатого мстителя на съедение зомбакам. Может, прирезать его для начала? Всё лучше, чем когда тебя заживо трупы жрут.

Я подошел к Еремею, перехватил скользкую от крови и гноя «Бритву» поудобнее и сказал совершенно неожиданно для себя:

– Идти сможешь?

Сотник кинул на меня взгляд, полный ненависти.

– Уйди.

– Если я уйду, как же ты мне отомстишь? – поинтересовался я. – Ты ж вырубишься сейчас нахрен с минуты на минуту, после чего тебя тупо зомби сожрут.

Словно в подтверждение моих слов сотника качнуло. Нехило так. Если б не меч, точно бы грохнулся.

Короче, не стал я ждать, чего он там мне еще мудрого скажет. Из-под кольчуги сотника торчал подол рубахи. Длинный такой. Мода у них за красными стенами, что ли, такая, не знаю. А может, и дельный лайфхак. Чтоб в ситуации типа нынешней был под рукою перевязочный материал. Оторвал подол, перебинтовался, и норм.

В общем, резанул я ножом по тому подолу, рванул – и у меня в руках оказалась длинная полотняная лента. Которой хватило для того, чтоб перетянуть рану сотника, обмотав его торс неким подобием пояса. Понятное дело, самодельный бинт немедленно пропитался кровью, но это всяко лучше, чем ничего. Нормально обработать рану и на привале можно, а на первое время и так сойдет.

А зомбаки, между прочим, снова полезли. Не так уже уверенно, как до этого, но тем не менее. Поэтому я решил больше не задерживаться. Моё дело предложить, совесть моя чиста. Подобрав свой «Вал», я уже привычно схватил Фыфа за эвакуационную петлю и поволок было по земле. Но вдруг почувствовал, что мне вроде как полегче стало тащить бесчувственного мутанта. Обернулся. Ага, ясно.

Сотник, воткнув свой меч в ножны, нес Фыфа. Частично. За ноги. Ну, и на том спасибо. А то если шама удастся откачать, после моей транспортировки он замается из задницы занозы выковыривать.

Само собой, ушли мы недалеко. С километр где-то отмахали. Сотник молчал, тяжело передвигая ноги, но Фыфа не бросал. Я тоже помалкивал. После такой битвы не до трёпа за жизнь. Да и желания никакого не было. Как-никак, сзади шел мой потенциальный убийца, и хрен его знает, что у него в голове.

Наконец я услышал тяжелый удар об землю, после чего тело Фыфа заметно потяжелело. Обернулся. Ясно.

Сотник лежал на спине, уставив чистый, прозрачный взгляд в серое небо Зоны. Так смотрят, когда готовятся в переходу в лучший мир. А Еремей, по ходу, готовился. На лбу испарина, бледные пальцы в кулаки сжаты, и, опять же, глаза, явно видящие в дымке Тёмный порог – черту, отделяющую мир живых от Края вечной войны.

– Помирать буду, – негромко сказал сотник. – К сыну пойду. Жаль, тебя не убил. Но хорошо, что того воина трехглазого помог вынести, который нам подсобил. Это лучше мести.

– Совершенно согласен, – сказал я. По мне, так любое действие, которое совершено вместо того, чтоб меня убивать, вообще офигенское и заслуживающее всяких похвал.

– Ты если в Кремль попадешь, то князя найди. Передай ему, что сотник Еремей не дезертир, а…

– Твою мать!!!

Это я непроизвольно вскрикнул. Нехорошо, конечно, такими словами бросаться во время предсмертной речи, но в том месте под мышкой, где у меня раньше чесалось, внезапно зажгло. И сильно так, блин, как будто мне туда раскаленную головешку подложили. Само собой, я резко сунул руку за пазуху… и вытащил из потайного кармана небольшой камень с отростками. Таскал я его с собой, если честно, в качестве бесполезного сувенира. Просто не могу я выбрасывать друзей, которые однажды спасли мне жизнь. Даже если это редкие артефакты, отдавшие ради меня всю свою энергию и превратившиеся из-за этого в мертвый серый камень.

Ранее это был уникальный арт, который в Зоне называют «проводником». Всего два таких нашли за всю историю зараженных земель. И получилось так, что один из них оказался у лесника, а второй – у меня. Ранее считалось, что «проводник» умеет то ли показывать, то ли самостоятельно прокладывать разрывы в аномальных полях. Помимо этого, с помощью «проводника» однажды лесник при мне в памяти Меченого необходимые воспоминания отыскал.

Но это оказалось не всё.

Позже выяснилось, что «проводник» умеет сверлить дыры в пространстве. Так называемые «кротовые норы», через которые можно было почти мгновенно перемещаться из одного места в другое. А однажды этот артефакт меня реально спас. Вернул с того света. После чего мы с ним вроде как подружились – если, конечно, может человек подружиться с артом. Скорее всего, эта «дружба» была у меня в голове, не более. Сам я ее себе придумал. Как и имя для жутковатого с виду порождения зараженных земель, которое, до того мертвое и безжизненное, похоже, набралось энергии у Поля Смерти, когда я через него проходил. И ожило помаленьку.

Сейчас артефакт вновь переливался золотистым светом и вроде даже шевелил своими отростками. Типа, приветствовал, что ли?

– Ну, здравствуй, Кэп, – сказал я, улыбнувшись. Приятно, когда твой кореш, которого ты считал мертвым, возвращается к жизни. Даже если он – просто артефакт, для многих не более чем хороший товар, годный лишь для того, чтоб обменять его на жратву и снаряжение в бункере Петровича.

«Проводник», само собой, ничего не ответил. А я посмотрел на умирающего сотника – и призадумался.

Конечно, Еремей мне не друг. Даже наоборот, враг, пришедший в Зону, чтобы убить меня. Но, с другой стороны, не его ли бойцы порешили семейку ктулху, которые явно намеревались меня сожрать? Не Еремей ли вывел меня из крепости, где меня хотели изловить для, как я понимаю, весьма неприятного допроса с пристрастием? Да, я убил его сына. Да, у него было право на месть. Да, если он излечится, то с высокой вероятностью грохнет меня. Но, с другой стороны, даже если и нет у меня перед ним явного Долга Жизни, человек дважды сделал мне добро. А я ему – зло. Могу ли я оставить его умирать, даже не попытавшись отплатить добром за добро?

Подозреваю, что я всё-таки дурак и мой личный моральный кодекс однажды отправит меня прямиком в могилу. Но, как бы то ни было, я свободной рукой достал «Бритву», встал на одно колено и срезал с сотника пропитавшуюся кровью повязку. Потом подцепил кончиком лезвия окровавленную кольчугу в том месте, где после удара пули разошлись звенья, и нажал.

«Бритва» – нож уникальный, откованный из одноименного артефакта. Ему что колбасу порезать, что автомат разрубить пополам – без разницы. Кольчуга поддалась, словно была связана не из стальных колец, а из картонных, открыв глубокую рану, из которой медленно сочилась темная кровь. Плохой огнестрел. По ходу, пуля прямиком в печень вошла. Еще удивительно, что сотник так долго на ногах оставался. Хотя да, у дружинников же D-ген, благодаря которому они и скачут дальше, и сильны нереально, и регенерация у них покруче, чем у любого нормального человека.