— Где мой оруженосец, кто снимет с меня доспех?

— Сейчас я его отыщу, — обещал Гюнтер и быстро вышел.

А Волков берёт мыло, начинает мыть руки в тазу, умываться, а сам спрашивает у девушки:

— Значит, она раньше знала о каждом моём шаге, а теперь знать не будет? И почему же ты так думаешь?

Она могла бы открыть ларец, что стоит у кровати, и показать свой трофей, но зачем ему знать о том, что у неё теперь тоже есть стекло? Нет, ему о том знать не надобно.

— Я не думаю, я знаю, — твёрдо отвечала Агнес. — А ещё я знаю, что Железнорукого сейчас тут нет, уехал он. Уехал он своего сына искать.

Волков даже умываться перестал. Уставился на неё, но ничего не произносил, просто смотрел, и Агнес продолжала:

— Уехал он, вам говорю. А без него людишки его не опаснее баранов.

Волков и теперь молчал.

— Времени не теряйте, — дальше говорит она, — берите своих людей и идите на тот берег. Там…

— Дура! — орёт господин, прерывая её. — Молчи! Что ты себе напридумывала, куриными своими мозгами? «Берите своих людей…» Они тебе что? Хворост? Уже лучше полковника знаешь, что нужно делать, советы свои бабьи даёшь! «Берите людей…», — он чуть успокоился. — Как мне их взять, они на ногах еле от усталости стоят, они сегодня потеряли многих своих товарищей. Они озлоблены. И злятся на меня, потому как злиться больше им не на кого.

Он стал вытирать лицо и руки, думая, что разговор сей закончен, но девушка так не считала, мало того, говорить она стала с ним без почтения, словно с равным, говорить, выговаривая каждое слово, как сквозь зубы.

— Коли послушаете меня, так вернётесь в Ланн с серебром и со славою. Нет сейчас при мужиках их господина. Уехал он сына своего искать, что я у него забрала и спрятала. Я-то в стекле видела, что рыщет он по полям в поисках. А завтра, может, он уже и вернётся. И пока его нет, идите на людей его, побегут они, побегут, так как без него и его ведьмы никчёмны.

Он уже не злился, для злости силы нужны, а у него их уже не было, трижды за день ему приходилось вставать к своим людям в первый ряд, чтобы их не смяли. Да и всё другое время он был впереди. Это было чудо большое, что он опять не получил ни одной царапины.

— Глупая ты, как мне людей своих взять и пойти без спроса, если в лагере есть генерал? Я здесь не главный. Он мне не позволит начать атаку, даже если я уговорю своих людей и они пойдут за мной.

— Уж то я не знаю, идите к генералу. Скажите ему…

— Что сказать? — перебил её кавалер. — Сказать, что мне одна моя родственница сказала, что она похитила сына Эйнца фон Эрлихгена и что он его теперь ищет, это она в колдовском шаре видела и теперь говорит, чтобы мы второй раз за сегодняшний день шли на тот берег, пока Железнорукий к своим мужикам не вернулся?

Агнес смотрит на него зло:

— Да уже сами придумайте, что сказать своему генералу.

Волков молчит, он хочет есть, ему сейчас не до всей этой болтовни.

А у входа в шатёр вдруг голос командира стражи кричит:

— Господин полковник, к вам господин капитан Роха.

Они с Агнес переглянулись, и Волков крикнул:

— Пусть входит!

Роха ввалился в шатёр, прыгая на своей деревяшке.

— Моё почтение, госпожа, — он стянул свою драную грязную шляпу и даже поклонился по возможности низко, что в его случае было наивысшей степенью вежливости.

— Благослови вас Бог, господин Роха, — отвечал Агнес, делая книксен.

Не дожидаясь приглашения, капитан свалился на стул, что был свободен, чуть не сломав изящную мебель. Был он чёрен от порохового дыма, ещё чернее, чем был Волков.

— Ещё у двух мушкетов по стволам трещины, стрелять из них больше нельзя, — сразу заговорил капитан стрелков. Грязной рукой он стал отламывать кусок хлеба из обеда полковника. — Не мудрено, ребята сделали больше двадцати выстрелов каждый.

— А аркебузы?

— Всего одна потрескалась, — отвечал Роха. — С ними всё в порядке. Там пороха мало, пуля мелкая, с мушкетом не сравнить.

Волков устал, он хотел помыться и поесть, Роха сейчас был некстати.

— Что ты хотел?

— Думал узнать у тебя, что происходит, — сказал капитан стрелков.

— А что происходит? — не понял Волков.

— Палатка генерала сворачивается, он уезжает. Я думал у тебя спросить: мы, что, тоже поднимаемся?

— Как сворачивается? — не понял полковник. — Меня только что звали на совет к нему.

— Да, но совет уже прошёл, офицеры разошлись, а генерал приказал свернуть свою палатку.

— Что? — Волков был явно удивлён.

— Он уезжает, — сказал Роха. — Вот я и пришёл узнать, что нам-то делать. Тоже собираться или отпустить ребят отдыхать?

А тут снова за пологом шатра голоса, снова его спрашивает вестовой.

— Впустите его, — кричит кавалер.

Тот же вестовой, что был у него недавно, теперь принёс ему письмо:

— Господин генерал прислал вам письмо.

Он передал полковнику письмо и остался ждать ответа. А письмо было весьма коротко, это был приказ, и он гласил:

«Волею Провидения я вынужден покинуть вверенные мне войска по тяжкому недугу. Приказываю коменданту лагеря: Полковник Фолькоф, завтра на заре прошу вас снять лагерь и со всеми людьми выступить в Бад-Тельц в распоряжение маршала фон Бока. Прошу вас исключить возможность потери обоза.

Число. Месяц. Генерал фон Беренштайн».

Всё, больше в письме ничего не было.

— Ну что там? — спросил Роха.

Волков молча бросил на стол письмо: читай сам. Отпустил вестового и задумался. При этом стал коситься на скромно сидевшую на краю кровати Агнес.

Тут в шатёр попросили разрешения войти Гюнтер и Курт Фейлинг.

— Господин полковник, — заговорил оруженосец, — дозволите снять с вас доспехи?

Волков опять покосился на девушку, стал барабанить в задумчивости пальцами по наручу, потом взял письмо, встал и сказал:

— Пока доспех снимать не нужно.

И пошёл к выходу.

— Фолькоф, дьявол, что ты опять задумал? — кричал ему Роха.

Кавалер остановился у выхода и ответил ему многообещающе:

— Поешь как следует, капитан. Поешь как следует.

Вышел, а навстречу ему Максимилиан с его мокрым знаменем. Видно, знаменосец его мыл после тяжёлого боя.

— Господин полковник, что, завтра сворачиваемся?

— Не знаю, — отвечает Волков задумчиво. — Пока не решил.

— Не уезжаем, а генерал уже уехал, — удивляется знаменосец.

— Вы видели?

— Своими глазами. И вся свита его с ним.

— Тогда найдите мне капитана Кленка.

— Хорошо, а зачем вам