Они оба долго смотрят на меня. – Шато ле Блан недалеко от моря. Если Зенна не сровняет замок с землей, может, проскользнем в него и… доведем дело до конца, когда Лу снова станет собой?

Пара впереди замедляет шаг. Они оба черноволосы. И оба мне незнакомы.

– Это Николина хотела штурмовать Шато, – твердо говорит Рид, – а не Лу. А значит, делать этого не стоит. Моргана и Жозефина наверняка нас ждут…

Его голос затихает, когда картина меняется.

«Попрощайся, Луиза».

Тени сгущаются и снова превращаются в тьму. Она давит на меня своей тяжестью, и меня уносит от Рида, от Коко, от света.

«Больше ты их не увидишь».

«Нет, увижу».

Слова звучат так тихо и ничтожно, что Николина не слышит их, зато другие слышат. Этьена больше нет, но Легион окутывает меня своим присутствием, погружая в свои глубины. Но они не хотят причинить мне вред или навязать свою волю. Они отделяют меня от тьмы. Держат меня воедино.

«Надежда не какой-то недуг, – теперь они напевают собственную молитву. – Это исцеление».

Еще одна могила

Рид

Селия вышла из-за деревьев. На ней были облегающие штаны и высокие кожаные сапоги. Расстегнутую рубашку она заправила в штаны. Это была рубашка Жан-Люка. Я узнал вышивку на вороте и рукавах. К тому же она была синяя с золотом – в цветах шассеров. Голову Селии покрывала широкополая мужская шляпа, а на лице ее виднелась аккуратно подстриженная бородка.

Бо разразился смехом.

– Что? – Селия поспешно оглядела себя и разгладила рубашку. Поправила волосы и убрала выбившуюся прядь под шляпу. – Не похоже?

– Отнюдь, – заверил Бо ее. – Выглядишь как полная идиотка.

Николина, сидя позади меня, захихикала. Мы снова покрепче связали ей руки и намазали их кровью Коко. Сейчас она даже пальцем бы не смогла пошевелить.

Поразившись и, вероятно, возмутившись от такой прямолинейности, Селия вскинула брови.

– Козетта часто носит штаны…

– Но не бороду же, – сказал Бо. – Тебе не нужно скрываться, Селия. Твоего лица нет на этих плакатах.

– Я просто… подумала, что… – Ее лицо вспыхнуло. – Может, король и не разыскивает меня, но отец точно будет. У Жан-Люка лазутчики по всему королевству. Думаю, мне стоит быть осторожной, разве нет? – Глядя на наши бесстрастные лица, она вздернула подбородок и повторила: – Козетта и Луиза носят штаны.

– Ну вот опять. – Бо с ухмылкой развел руками.

– Прошу вас, не обижайтесь, ваше высочество, но вы оказались куда менее приятным человеком, чем мне хотелось бы думать. – Селия прищурилась.

– Ничего, я не обиделся. – Бо, посмеиваясь, приобнял Коко за плечо.

– Он уже привык такое слышать. – Коко сбросила его руку.

Подозвав к себе Селию, Бо отправился вместе с ней в первую деревню.

Мы решили, что искать жемчуг будут они. Нам же с Коко пришлось остаться с Николиной, ничего не поделаешь. Тащить ее по улицам с окровавленными и связанными руками было бы сложновато. Да и не хватало еще, чтобы Николине вздумалось заговорить с торговцем жемчугом, если мы все-таки его найдем. На пути к третьей деревне я уже был сыт Николиной по горло.

Сейчас она лежала на камне в лесу, стеная и дергая за путы. Ее руки безвольно свисали, словно окровавленные культи.

– Мы проголодались. Может, зайдем в деревушку? Только в одну. Всего в одну, всего в одну, где я приятно отдохну. – Она метнула на меня лукавый взгляд. – Только в одну, где булочки кусочек отщипну.

Я отвернулся от ее рук, покрытых волдырями. Не мог на них смотреть.

– Закрой рот, Николина.

Коко лежала у корней сучковатого дерева. Она потрогала свежий порез на ладони.

– Она не замолкнет, пока ты сам не замолчишь.

– Умная мышка. – Николина резко села, злобно глядя на меня. – Мы ведь не просто живем под ее кожей. Нет, нет, нет. Мы живем и под твоей тоже. Такой теплой и влажной, переполненной отрывистым… сердитым… дыханием…

– Клянусь богом, если ты сейчас же не заткнешься, я…

– Что ты сделаешь? – захихикала Николина и снова потянула путы. Я отстранился, и она едва не упала с камня. – Ударишь это прекрасное тело? Оставишь синяки на красивой веснушчатой коже? Накажешь нас, о муж? Хорошенько нас отлупишь?

– Не обращай на нее внимания, – сказала Коко.

Жар залил мне лицо и шею. Я сжал веревку. Да, я просто перестану замечать ее. Я смогу. Она хочет вывести меня из себя, но желаемого не получит.

Несколько минут стояла тишина, а затем…

– Нам нужно облегчиться, – заявила Николина.

– Нет, – нахмурился я и покачал головой.

– Может, за деревьями? – продолжила она, словно не услышав меня. – Они получат по заслугам, эти грязные, мерзкие деревья. А может, им даже это понравится. – Она подскочила на ноги и хихикнула над своей вульгарной шуткой.

Я раздраженно дернул Николину за веревку.

– Нет, я сказал.

– Нет?

В ее голосе, в голосе Лу, слышалось удивление, фальшивое и неискреннее, словно она ожидала другого ответа. Меня пронзила боль и охватила ярость.

– Хочешь, чтобы мы помочились себе на ноги? Твоя собственная жена?

– Ты мне не жена.

Меня захлестнуло волной сожаления. Какие знакомые слова. Старые воспоминания. Кольцо, которое я когда-то подарил Лу, то самое, золотое с перламутровым камнем, теперь будто булыжником лежало у меня в кармане. Я носил его с собой после происшествия в «Левиафане» и хотел отдать ей. Надеть кольцо обратно Лу на пальчик, где ему и положено быть. Именно так я бы и сделал у Лё-Меланколик. Женился бы на ней прямо там, на берегу моря. Так же, как и в прошлый раз, но сейчас уже по-настоящему.

Николина по-кошачьи ухмыльнулась.

– Да, мы тебе не жена. Но… кто же мы тогда для тебя? – Молчание. Она наклонилась ко мне и потерлась носом о мой нос. Я отпрянул назад. – Знаешь, она ведь боролась, – выдохнула Николина, все еще ухмыляясь.

Я замер. Мое тело застыло. Застыло все мое существо.

– Выкрикивала твое имя. Слышал бы ты ее в те последние мгновения. Она была в ужасе. Как же это было восхитительно. Мы наслаждались ее смертью.

Ложь. Лу все еще жива. И мы освободим ее.

– Она не слышит тебя, милый. – Николина сжала губки в приторно-сладкой улыбке, будто сочувственно, и я понял, что произнес свои мысли вслух. – У мертвых нет ушей. Она не услышит твоего плача и не увидит твоих слез.

– Хватит! – резко оборвала ее Коко. Я видел, как она пыталась вырвать веревку из моей хватки, но никаких движений не чувствовал. И все так же крепко сжимал кулак. Кровь стучала в ушах. –