Злодей лишь передернул плечами и сказал:

— Скоро мы придем в то место, где тебя ждут какие-то феранза. У них что-то есть, что ты должен прочитать.

«Феранза». Не «феранджи» — не франки, под которыми подразумевались любые европейцы. «Феранза» — это французы.

— Там написано на старом языке этой страны, — продолжал Бутрус. — Папирус.

— Хммм, — промычал Майлс. Он не решался что-либо сказать, пока не соберется с мыслями.

Ноксли упоминал, что у него трудности с французами и их агентами. Бельцони также имел несколько неприятных столкновений с ними.

Эти отношения превосходили обычное соперничество, настолько напряженными они были. Это безумие! Неужели французы искренне верили, что он сможет прочитать папирус? Должно быть, Бутрус неправильно понял.

Майлс осторожно сказал:

— Это трудно сделать без моих записей.

— Когда я буду пытать тебя, может, ты и вспомнишь, что у тебя там в записях. Может, хочешь послушать, как я буду это делать?

Майлс обдумывал, возможно ли убить кого-нибудь деревянной ложкой, ибо становилось очевидным, что он должен что-то предпринять, и сделать это быстро…

И в этот момент раздались крики.

Он услышал тяжелые торопливые шаги по палубе и лязг оружия. Бутрус вскочил и бросился к двери. Она распахнулась как раз в тот момент, когда судно сильно качнуло. Бутрус упал на спину. Какой-то человек ворвался в каюту, за ним второй. Прежде чем фонарь опрокинулся, Майлс успел увидеть блеск кинжала. Фигура направилась к нему. Он подставил свои связанные цепью ноги, и человек свалился на пол. Кинжал поднялся и опустился. Раздался крик и неожиданно замолк. Последнее, что увидел Майлс, был блеск металла, занесенного над его головой.

Кинжал вонзился в диван, стоявший рядом с Майлсом, затем снова навис над ним. Судно тряхнуло, и нападавший покачнулся. Майлс не увидел, что произошло потом, он лишь услышал звон металла о металл. Затем кто-то вскрикнул и сразу же замолк. Какое-то ворчание. Звук падающего тела. В каюте наступила тишина, а снаружи продолжалась драка.

Майлс попытался нащупать оружие. Нашел кинжал и стал осторожно пробираться к выходу. Стараясь не производить ни малейшего шума, он двигался, боясь споткнуться о лежавшие тела.

Он был недалеко от двери, когда судно содрогнулось. Майлса швырнуло на дверь, о которую он ударился головой. Он слышал, как трещало и ломалось дерево: они шли ко дну.

Шум, производимый людьми на палубе, мгновенно затих. Несколько тихих голосов, незнакомых ему, говорили по-арабски. Всплеск. И больше никаких голосов. На всякий случай он немного подождал. Ему показалось, что он слышит шаги, но, возможно, это разваливалось на куски судно.

Майлс все же вышел наружу и увидел, что наклонившаяся палуба почти пуста. Он различил две темные фигуры в шлюпке, привязанной к борту. И больше никого.

Маленькая лодка давала ему шанс добраться до берега живым. Он не умел плавать, к тому же цепи увлекут его на дно. Надо было быть дураком, чтобы ждать спасения. Местные жители не отличались милосердием, возможно, они были друзьями его похитителей. Кем бы ни были нападавшие, они могли быть лишь конкурирующей бандой разбойников. Скоро явятся грабители, чтобы вытащить все, что можно. Или они уже здесь. Вот эти двое в лодке, например.

Если он не отберет у них лодку, он покойник. Ноги скованы, единственное оружие — небольшой нож, шансы на успех невелики.

Он должен рассчитывать только на свой ум. Майлс запустил руки в свои грязные волосы, заставив их встать дыбом. Затем издал душераздирающий стон. Фигуры в лодке замерли. Он медленно приближался к ним, громко бряцая цепью и завывающим голосом мстительного призрака читал монолог из «Макбета». Отчаянно вопя, они вывалились за борт.

В понедельник «Изида» лишь незначительно продвинулась вперед, ветер не благоприятствовал им. Раис, капитан, заставил команду тащить судно бечевой, но это только не давало течению сносить его назад. О продвижении вперед, казалось, сейчас не могло быть и речи.

Вопреки спорам Тома и Лины о знании нужных слов Руперту удалось поговорить с Раисом Рашадом, который оказался полезным в нескольких отношениях. Предоставив Лине и Тому возможность ссориться из-за того, какой ветер самый опасный, Руперт вернулся к мыслям о миссис Пембрук. Задержка не обрадует ее. По словам Лины, леди не спала. Однако она не пришла в салон к завтраку, и ему не терпелось увидеть ее.

Прошлой ночью они с Томом легли спать намного позднее женщин. Руперт оставался на палубе еще долгое время после того, как команда уснула, якобы чтобы убедиться, что судно хорошо охраняется. На самом же деле ему необходимо было охладиться, хотя понизившаяся вечерняя температура мало чем могла помочь ему, страдающему от совсем иного жара.

Это был жар желания раздеть ее, желания прикоснуться к ее коже, желания овладеть ею.

Эти желания, терзавшие его, вспыхнули, когда он упал на нее, а может быть, в большей степени от податливости мягкого тела, лежавшего под ним, от соблазнительного, как сочный персик, рта с дразняще припухлой нижней губой и глубоких, как океан, зеленых глаз и от того, как она смотрела на него.

Ее взгляд не прогонял его. Так, вероятно, смотрела Елена Троянская на Париса или Клеопатра на Антония. Из-за такого взгляда начинались войны.

Но это было не все. В то время как шейх Салим восхищался ее владением арабским языком и удивлялся ее уму, Руперту хотелось раздеть ее. Когда он размышлял об этих книгах на разных языках, стоявших в ее шкафу, ему хотелось раздеть ее.

Он не знал, да и не хотел знать почему. Она возбуждала его настолько сильно, что он полночи не мог уснуть. Длительной осады ему не выдержать, решил он, направляясь к каюте на корме.

Он застал ее стоящей на коленях и разбирающей кипы привезенных с собой книг. Дафна мельком взглянула на него, когда он постучал по косяку двери.

— Что-то случилось с яхтой? — спросила она. — Мы остановились, не так ли?

— Что-то случилось с погодой. Южный ветер. Если я правильно понял, его называют «хамсин».

Дафна побледнела. Плечи опустились, когда она наклонилась над книгами.

— О нет.

— Ничего не поделаешь, — сказал Руперт. — Ветер решительно против нас.

— Но эти разбойники опережают нас почти на неделю.

— Раис Рашад говорит, что противный ветер всегда дует в это время года. Это значит, что и другие суда на Ниле простаивают. И ваш брат, может быть, не намного опередил нас.

Лицо Дафны оживилось, щеки порозовели.

— Ну как же я не подумала об этом? — Она покачала головой. — Обычно я не даю воли своим чувствам. У меня ясный ум, и я рассуждаю логично, не позволяю себе поддаваться настроениям. И я не плакса. — Дафна потерла уголок глаза. — Это, — она раздраженно указала рукой на свое поразительное лицо, — это не я.