— Да. Утром нашли. В кабинете. — Мак говорил короткими фразами, и чувствовалось, что выговаривать эти страшные слова ему бесконечно трудно. — Он так и хотел — не в больнице.

— Да, он мне говорил...

— Девочке... скажи сам. И передай, чтобы она не вздумала приезжать — это его просьба.

— Да, я знаю.

— И еще одно... Он мне недавно рассказал... о ней. Так что если что-нибудь потребуется — помощь или еще что-то — я сделаю все, что смогу.

— Спасибо. Мак...

— Да?

— Когда похороны?

— Послезавтра.

— Цветы купи... положи. От нее... и от меня тоже.

— Хорошо. Извини, я... не могу сейчас говорить. Пока.

Дел и сам не мог сейчас говорить. Нажал кнопку, и когда Кэти отозвалась, произнес всего одну фразу, еле сумев разжать чужие, не слушающиеся, сцепленные челюсти:

— Не соединяй меня ни с кем — только если Линк... или ЧП. И всем говори, что я вышел.

Вот и все... Он не плакал уже много лет, но сейчас положил голову на руки и почувствовал, что в глазах все расплывается от выступивших слез. Комок, стоявший в горле, никак не удавалось проглотить.

Дел не знал, сколько времени он просидел так — но, тут же, вскинул голову, услышав посторонний звук. Линк стоял у двери и смотрел на него. Очевидно, во взгляде Дела он заметил нечто, заставившее его спросить:

— Случилось что-то?

— У тебя выпить есть?

Подобного вопроса от собственного начальника Линк никак не ожидал — в глазах его явно выразилось удивление; вместо ответа он молча кивнул.

— Запри дверь, чтобы эта... надушенная не сунулась. — Дел встал, прошел в крошечную комнатку, скорее напоминавшую стенной шкаф — там еле помещались раковина, кофеварка и полка с чашками — выбрал пару стаканов, принес, поставил на стол. — Наливай! — И зажмурился, словно в приступе острой боли — это прозвучало так похоже на то, что он слышал десятки раз!..

Линк достал из кармана небольшую стальную фляжку — Дел помнил такие со времен Вьетнама — и налил в оба стакана на два пальца. Бурбон... не виски, которое следовало бы сейчас пить.

— Что случилось? — спросил Линк еще более настороженно, чем в первый раз, но сел и взял стакан.

— Это... — начал Дет. Он хотел сказать, что это неважно и не связано с работой, но потом ответил правду: — Человек один умер. Мне только что позвонили.

— Друг?

— Друг... Он Карен был... вроде приемного отца. Мне сегодня ей сказать придется. — Отхлебнул бурбон и добавил — сам не зная, зачем: — Полицейский, из Нью-Йорка.

Они сидели и молчали. Дел был рад, что Линк больше ничего не спрашивает и не выражает сочувствия — это было сейчас ни к чему.

Томми... Невозможно представить себе, что его уже нет, что никто и никогда больше не назовет Дела дурацкой кличкой «парень», не съехидничает в его адрес, заставив сначала на секунду обозлиться — а потом усмехнуться.

Интересно, что бы сказал Томми сейчас?.. Наверное, что-нибудь вроде: «Ладно, парень, с кислой рожей чужое пойло жрать — это каждый умеет. Только ни тебе, ни тому, что от меня осталось, это сейчас ни к чему. Так что встряхнись-ка, да делом займись!»

Да, пожалуй, Томас сказал бы нечто в этом роде сентиментальностью он никогда не страдал. Дел неожиданно для себя слегка усмехнулся, подумав, как ехидно бы прозвучала подобная фраза. Вздохнул и сказал:

— Ладно, давай работать. Ну, что там у тебя?

— Да нет, так... чепуха. Я, пока сидел, сам сообразил, что к чему.

Дел молча пожал плечами — вникать в подробности ему сейчас не хотелось. Встал, сполоснул стаканы, поставил на полку.

Они обсудили несколько мелких текущих проблем, и минут через пять Линк ушел. Тут же, стоило отпереть дверь, появилась Кэти и подозрительно осмотрелась, явно не понимая, зачем они запирались. Она принесла почту и перечень тех, кто звонил за последний час.

Дел снова погрузился в работу. Точнее — попытался. Никак не удавалось сосредоточиться — мысли все время возвращались к одному и тому же. Карен... Как найти силы сказать ей?

Теперь у нее не осталось никого, кроме него. И если, не дай бог, с ним что-то случится — что тогда будет с этой девочкой, которая только-только научилась не бояться и чувствовать себя счастливой? Конечно, денег ей хватит до конца жизни — но разве дело в них?!

Он просидел довольно долго, вглядываясь в какой-то документ, читая его и не понимая смысла. Оперся на руки лбом и закрыл глаза — может быть, если дать им отдохнуть, станет легче?

Дел не сразу даже понял, что задремал. Разбудили его легкие теплые прикосновения на шее, за ухом. Еще не отойдя от сна, он улыбнулся — но в следующую секунду полностью пришел в себя и резко обернулся.

Кэти стояла рядом с виноватой полуулыбкой на лице, кажется, слегка испуганная тем, как резко он дернулся — но не слишком. Сказала, словно извиняясь — или спрашивая:

— От тебя пахнет по-прежнему...

Что он мог ответить, кроме нелепого:

— Кэти, ну зачем ты?..

— Нам было так хорошо вместе... Я до сих пор все помню.

На глазах — жалобных, умоляющих — выступили слезы. Дел выпрямился и взял ее за плечи, но вместо того чтобы притянуть к себе — как она, очевидно, рассчитывала — слегка встряхнул.

— Кэти, не порть ничего. Нам было очень хорошо... когда-то — и давай сохраним друг о друге добрую память...

Это прозвучало, как фраза из какого-то сериала — глупая заезженная фраза. Он очень надеялся, что она сейчас уйдет и не надо будет продолжать объясняться с ней. Не дай бог — еще расплачется!

— Я так радовалась, когда узнала, что мы снова сможем быть вместе...

— Ну... извини.

За что он извинялся? За то, что женат, что любит свою жену и не собирается изменять ей с женщиной, которая не вызывает у него сейчас ничего, кроме раздражения?

Кэти вырвалась из его рук и отступила на шаг, голос ее стал резче, но в нем по-прежнему слышались слезы.

— Извини? Это все, что ты можешь мне сказать?!

— А что ты хочешь услышать? Ты же знала, что у меня семья!

— Ты всегда был женат — и это никогда не мешало тебе... не мешало нам!

Он снова сел за стол, потер рукой ноющий лоб и сказал — спокойно, как бы подводя итог всему разговору.

— Извини. Ничего другого я тебе сказать не могу — и ты сама должна это понимать. Так что... давай займемся работой. У тебя, кажется, скоро сеанс связи?

Кэти вскинула голову, поджала губы; сердито процокали каблучки. Дел даже не смотрел на нее, сделав вид, что уже углубился в какой-то документ. Внутри у него все дрожало, мелко и противно, как дрожит натянутая струна.