– Ну а я выпью стаканчик сока во «Фрегате», – сказала Северина Бомон. – Месье Лефлоик, будьте любезны присмотреть за моей стойкой.

Фюльбер Ботье сделал глубокий вдох и поднял крышку первого ящика с книгами. Уже больше года его беспокоила боль в суставах, все время ныла спина – предвестие неумолимо подступающей старости. Он снова вздохнул – тоже недобрый знак, эти постоянные вздохи. Смахнул с книг пыль, отложил тряпку и помассировал поясницу, поглядывая на прохожих. Мимо соседних прилавков шла Ангела Фруэн, толкая перед собой раму на колесиках с предметами и орудиями своего ремесла. В кулаке у нее были зажаты три хвостика красной бечевки, а над головой качались надутые гелием три воздушных шара, на каждом красовались красные буквы «Дюфайель».

– Неужто вы участвуете в рекламе мебельных магазинов? – удивился Фюльбер.

– Я эту прелесть раздобыла у одной приятельницы для своих ребятишек – они ужасно обрадуются такому подарку. Простите, что не могу помочь вам с книжками, месье Ботье, но если выпущу бечевки – шарики улетят, и не поймаешь… О, вы здесь, месье Ларю? А я-то уж думала, вы от меня прячетесь. Я всё за вами бегаю, хочу вручить задаток за стекло, которое вы обещали мне поставить. Вы ведь даже не сказали, во что мне это обойдется!

Пунцовый от смущения Гаэтан Ларю медленно отступал к парапету с целью затаиться за гранитным выступом. Женщины всегда привлекали и одновременно пугали его, он сам себе не мог объяснить почему. Ангела Фруэн вызывала в нем нежнейшие чувства – он восхищался ее пышными формами и легким нравом, – однако стоило ей приблизиться ближе чем на метр, им овладевала паника, хотелось сбежать подальше, и чаще всего он так и делал.

– Что вы, я ни гроша не возьму, это же просто дружеская услуга. Позвольте откланяться – меня работа ждет.

– Вот так – «дружеская услуга», – покачала головой Ангела, глядя вслед улепетывающему обрезчику сучьев. – Я бы предпочла превратить дружеские отношения в нечто большее, но порой чувствую себя каким-то страшилищем: не успею и слова сказать, он уже удирает от меня сломя голову! То сам мне глазки строит, то шарахается, как от зачумленной. Это ж не поклонник, а горе луковое!

– Просто он очень застенчивый. Вы не переживайте – как только наберется смелости, непременно сделает вам предложение, – успокоил чесальщицу Фюльбер Ботье.

– Да уж, поскорей бы он этой смелости набрался, а то у меня в ожидании волосы поседеют, зубы выпадут и усы отрастут. Я спущусь на берег. Если он вернется, скажите, что я на рабочем месте.

Фюльбер Ботье почесал в затылке. Он шестнадцать лет был женат на диктаторше, которая регулярно опустошала его бумажник и настрого запрещала встречаться с друзьями за стаканчиком вина. На месте обрезчика сучьев Фюльбер бы возвращаться не стал.

Виктор между тем закончил раскладывать журналы на прилавке Рауля Перо.

– Надеюсь, вашему зятю не придет в голову наведаться в ресторан раньше времени, а то плакал наш сюрприз, – сказал бывший комиссар.

– Ничего, никто из персонала нас не выдаст – я всем оставил щедрые чаевые.

И в этот момент раздался крик.

Фюльбер Ботье стоял столбом и вытаращенными глазами смотрел на свой четвертый ящик. За минуту до этого он обнаружил, что на ящике нет замка, и здорово удивился – за все время торговли на набережной его еще ни разу не грабили. Он осторожно поднял крышку, опасаясь худшего. Но увиденное превзошло все мыслимые опасения. Книг в ящике не было. Зато там был полуголый труп мужчины без головы.

Фюльбер попятился. От ужаса сдавило горло. Наконец он сумел выдавить:

– Та… там… т-т-т… Караул!

Сбежались соседи-букинисты. Люка Лефлоик издал булькающий звук. Вонючка прижал ладонь ко рту. Рауль Перо гулко сглотнул. Завороженный рубиново-красной раной на голой груди безголового трупа, Виктор выпал из реальности: ему почудилось, что он тонет в озере с багровыми водами. Понадобилось какое-то время, чтобы осознать то, что он увидел. В ушах шумело, мозг отстраненно фиксировал картину происходящего, рассудок отказывался воспринимать то, что хватал взгляд.

В голове остолбеневшего Люка Лефлоика монотонно бились слова: «О боже мой, боже мой, боже, боже…»

Тишину нарушил Рауль Перо:

– Весьма любопытно. Труп в одних кальсонах, босой. Убийство совершено как минимум двое суток назад – он выглядит так, как будто потерял всю кровь… От него странно пахнет, вы не находите?

Этого Вонючка уже не вынес – его вырвало.

– Почему он здесь… в моем ящике? – пролепетал Фюльбер Ботье. – И еще у меня… у меня украли книги! Здесь было полное собрание сочинений Боссюэ[61], детские книжки в красных и синих картонных переплетах с золотым тиснением, псалтыри и требники, античная литература, немецкая классика и даже несколько томов Жоржа Онэ[62] – издания на все вкусы… Почему, ну почему?!..

– Вы не знаете, кто… кто это может быть? – проговорил Виктор.

– Нет, с первого взгляда не могу сказать… и со второго… он в таком состоянии… Если б у него хотя бы голова была! Пропал мой ящик, можно выбрасывать – тут… грязь такая, мерзость… и вы правы – от него пахнет вареньем… Ох беда, тридцать лет на набережной, и надо же – именно мне подбросили этот подарочек!

– Не выбрасывайте ничего пока и не трогайте труп, – посоветовал Рауль Перо.

– И кто мне за это заплатит? – убивался Фюльбер Ботье.

– Закройте крышку и оставайтесь в пределах досягаемости, в кафе, например. Это касается всех – полиция захочет вас опросить.

– И меня? – шепнул Виктор.

– Нет, вам лучше держаться отсюда подальше, – так же тихо ответил Рауль Перо. – Желательно, чтобы полицейские добрались до вас как можно позже. Я, конечно, предупрежу букинистов, но приготовьтесь к тому, что кто-нибудь из них непременно проболтается в ближайшие дни о вашем присутствии на набережной. Однако сегодня надо соблюсти конспирацию – если Вальми вас тут застанет, он будет вне себя от ярости, и тогда пропал наш сегодняшний праздничный вечер. Я пока шепну на эту тему пару слов крестному Жозефа, но имейте в виду: с завтрашнего дня я ни за что не отвечаю, – раздосадованно закончил бывший комиссар. – Фюльбер, будьте любезны, заприте мою стойку, мне надо наведаться в префектуру полиции. Какое-то проклятие – старое ремесло не желает меня отпускать, – проворчал он, направляясь к набережной Орфевр.

Промаявшись все утро в одиночестве в лавке «Эльзевир», Жозеф решил пообедать дома, на улице Сены. Артур, к счастью, не разболелся – сейчас он бодро ползал по ковру и пускал пузыри, мусоля лапу плюшевого зайца. Дафнэ гоняла по квартире мячик. Айрис в стареньком розовом пеньюаре бросилась мужу на шею, расцеловала его и нахлобучила ему на голову новый котелок, торжественно поздравив с днем рождения.