Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Крысы забирались повсюду, они уничтожали даже все припасы и только и делали, что шкодили. Но однажды в воскресенье, до обеда, стало еще хуже, чем можно себе представить, потому что они залезли, само собой, в котел, который кипел в открытом очаге, и хотели вытащить оттуда куски лопатки. Но поварихе показалось, что это уже слишком, и она, само собой, схватила поварешку, полную кипящего жира, вылила его крысам на спину и прогнала их. Вскоре явился кто-то из соседей и спросил священника, нет ли у него какого снадобья от ожогов, потому что, мол, жена его ошпарила спину. И само собой, прошло совсем немного времени, как явился еще один, кому понадобился совет по поводу ошпаренной спины, а потом — ошпаренного бедра и многих других частей тела. И так продолжалось все послеобеденное время, соседи являлись один за другим. И тогда все поняли: крысы эти и были троллихи…
Но не успел хозяин вымолвить еще слово, как наверху раздался страшный шум. Казалось, будто в горнице лейтенанта опрокинули стол с тарелками, стаканами и прочей посудой. Но ведь мы все знали, что его нет дома, более того, многие из нас даже видели, как он выходил из усадьбы. И потому-то в жилой горнице поднялся еще более страшный шум и гам. К тому же, ужасно перепуганные, мы кричали, перебивая друг друга:
— Это — они! Это — они!
— Да, они забирают лейтенанта и удирают вместе с ним; пусть его забирают, пусть забирают! — сказал хозяин, разразившись клокочущим смехом, которому, казалось, не будет конца.
Но так как нас, детей, не успокоили его слова, зажгли свечи и позвали одну из служанок — спросить, что за шум наверху. Она сказала, что, должно быть, это нянька, которая опрокинула каминные щипцы и совок вместе с вязанкой дров, потому что лейтенанта дома нет.
Тут Ула предложил рассказать маленькую сказку о медведе Бамсе [52] Бракаре [53], который похитил санки. И это предложение было принято с радостью, несмотря на весь наш испуг.
— Жил-был крестьянин, который поднялся высоко в горы, чтобы привезти оттуда побольше листьев деревьев на зимний корм своему скоту. А как приехал туда, где были вбиты ряды кольев с поперечинами для сушки сена и листвы, поставил он сани с запряженной в них лошадью поближе, пошел к кольям и стал сбрасывать листву в сани. А среди кольев жил медведь, который лежал в своей берлоге. Как услыхал он, что среди кольев возится человек, он как выскочит из берлоги — и прямо в сани. Стоило лошади почуять Бамсе, как испугалась она и понесла, словно похитила и медведя, и сани. Это — точно! А вниз бежать той же дорогой во много раз легче, чем наверх. Бамсе слыл медведем не робкого десятка. Но на этот раз он был не очень-то доволен санями, в которых сидел. Он крепко держался изо всех сил, жутко тараща глаза в разные стороны и соображая, нельзя ли выброситься из саней. Но он был не очень привычен к езде в санях, и показалось ему, что ничего из этого не выйдет. Ехал он, ехал, а навстречу ему — мелкий лавочник.
— Боже ты мой, куда это ты, батюшка, нынче собрался? — спросил лавочник. — Верно, путь у тебя дальний, а времени в обрез, что ты так быстро катишь?
Но медведь не ответил ни слова, это — точно, потому как у него и без того немало было хлопот — удержаться в санях.
Немного погодя встретилась ему бедная женщина. Поздоровалась она, кивнула ему головой и попросила Христа ради шиллинг [54]. Медведь ничего не ответил, зато крепко держался в санях и ехал со страшной быстротой. А как спустился чуть ниже с горы, встретился ему Миккель [55] — лис.
— Привет, привет, это ты там катишь?! — закричал Миккель. — Погоди, погоди, пусти меня на запятки, хочу быть слугой!
Бамсе не ответил ни слова, но держался, верно, крепко и ехал так быстро, как только несла его лошадь.
— Не хочешь взять меня с собой, нагадаю тебе: коли нынче едешь, как лопарь, будешь завтра висеть, как свежатина! — крикнул ему вслед лис.
Медведь не расслышал ни слова из того, что кричал ему Миккель. Он мчался все так же быстро.
Но когда лошадь прикатила в усадьбу, она во всю прыть въехала в ворота конюшни, да так, что сбросила с себя сбрую и освободилась от саней. А медведь ударился головой о створу, да и рухнул мертвый.
Крестьянин же между тем все бросал и бросал листья, пока ему не показалось, что в санях уже целый воз листьев. Но когда ему надо было стянуть груз веревкой, у него не оказалось ни лошади, ни саней, это точно. И пришлось ему плестись следом, чтобы отыскать лошадь. Вскоре встретился ему лавочник.
— Не встречал ли ты лошадь, запряженную в сани? — спросил он.
— Нет, — ответил лавочник, — но здесь внизу я встретил Косолапого; он мчался так быстро, должно быть, торопился содрать с кого-нибудь шкуру.
Немного погодя встретилась крестьянину бедная женщина.
— Не встречала ли ты лошадь, запряженную в сани? — спросил он.
— Нет, — ответила женщина, — но здесь внизу я встретила священника; должно быть, торопился по делам прихода, потому как мчался так быстро, а ехал он в крестьянской повозке.
Вскоре встретился крестьянину лис.
— Не встречал ли ты лошадь, запряженную в сани? — спросил он.
— Да, — ответил Миккель, — но там сидел Бамсе Бракар и мчался так, будто похитил и лошадь, и сани.
— Сам черт вселился в него, загоняет он мою лошадь до смерти, — сказал крестьянин.
— Тогда сдери с него шкуру и поджарь его на угольях, — посоветовал Миккель, — но если получишь лошадь обратно, сможешь перевезти меня через горы, потому что я куда как красиво смотрюсь в санях, — сказал лис. — А еще бы мне хотелось испытать, как это бывает, когда впереди бегут еще четыре ноги.
— А что дашь за перевоз? — спросил крестьянин.
— Можешь получить и «маковую росинку» и «несолоно хлебавши», что пожелаешь, — посулил лис. — Ты всегда получишь от меня не меньше, чем от Бамсе Бракара, потому как он обычно жестоко расплачивается, когда вскакивает в повозку и повисает на спине лошади.
— Ладно, перевезу тебя через горы, — посулил крестьянин, — коли встретишь меня здесь завтра в это же время.
Он понимал, что Миккель снова взялся за свои проделки и
