Джонатан пристально посмотрел на него. Томми ни у кого еще не видела такого сосредоточенного взгляда. А потом сделал резкое движение кистью руки. Ножницы перелетели через комнату. Портрет свалился на пол.

Ножницы так и остались торчать в стене, слегка подрагивая. Тесьма оказалась срезанной.

Томми медленно повернулась к Джонатану и с благоговением посмотрела на него.

– Я заменю рамку, – рассеянно пообещал он.

У Доктора отвисла челюсть.

– Как видите, устроить убийство, о котором никто не узнает, – раз плюнуть, Доктор. Когда я метну в вас ножницы, они воткнутся прямо в артерию на вашей бледной цыплячьей шейке. Я никогда не промахиваюсь. Вам нужно еще одно подтверждение этого? Хотите, я начну с вашей головы, а потом плавно перейду вниз по телу и целиком пришпилю вас к стене всем, что найду здесь пригодным для метания?

Бледность Доктора приобрела зеленоватый оттенок.

– Дополнительного подтверждения не потребуется. Благодарю вас, – выдавил он.

– Встать! – приказал Джонатан.

Доктор повозился на полу, а потом с трудом поднялся. Его бил кашель, тяжелый до рвоты.

– Может, прежде чем отпустить, сломать ему какую-нибудь кость, Томми? Так, чтобы он больше не мог практиковать. Выбирайте любую, – предложил он, как предлагают, например, блюдо со сладостями.

С Доктора ручьями потек пот.

– Я ухожу! Я ухожу! Пожалуйста, просто… отпустите меня.

– Правда? Уже начали умолять? Я пока не уверен, что стоит отпускать вас. Обычно я мучаю свои жертвы до тех пор, пока они не наделают под себя. В особенности тех, кто нападает на женщин.

Доктора охватил ужас. Он крепко зажмурился и прохрипел что-то, похожее на молитву.

Джонатан вздохнул.

– Прекратите! Сначала извинитесь перед леди.

– Я прошу прощения, – заторопился тот. – Я жалею о том дне, когда мы встретились.

Томми показалось, что Джонатан разделяет это чувство.

– И чтобы духу вашего не было рядом с ней, иначе смерть покажется вам сладкой. – Джонатан вытащил пистолет, взвел курок и, приставив его к голове Доктора, схватил того за шиворот, а потом вывел его в коридор и довел до входной двери.

Томми стояла как в прострации.

Джонатан вернулся, сунул пистолет в карман плаща обыденным жестом, словно он проделывал это движение каждый день.

Он помолчал, разглядывая ее, как будто увидел впервые, и медленно покачал головой из стороны в сторону, озабоченно сжав губы.

Томми заговорила первой.

– Как вы нашли?…

– …ваш дом? Благодаря малине из марципана, – с отсутствующим видом ответил Джонатан. Он все еще был бледен от гнева.

Томми решила, что будет разумнее не спрашивать объяснений.

– Дверь была не заперта. Я сразу подумал: что-то неладно. А когда дошел до вашей двери, то услышал через нее ваш… обмен… репликами с доктором. – Он оглядел ее с головы до ног, чтобы удостовериться, что Томми не пострадала. – Вы уверены, что с вами все в порядке?

– Да, спасибо, – тихо поблагодарила она. – Он не успел.

Томми увидела, как Джонатан стиснул зубы. Подойдя к стене, он выдернул из нее ножницы, задумчиво взвесив их на ладони.

– Давайте, объясните мне все. Сейчас же.

Спорить с ним не имело смысла.

Томми залепетала:

– Он – лекарь. Я привела его сюда, чтобы он взглянул на Салли. Он – хороший специалист, правда, немного таинственный… Он ведь на самом деле врач, – промямлила она. – Но почему-то решил потребовать совсем другого вида оплаты.

– Понятно, – ровно сказал Джонатан.

Томми покусала губу и глянула на дверь в комнату к Салли. Та так и стояла закрытой.

– Так что, черт подери, произошло прошлой ночью? Мы похитили ребенка? Предупреждаю, я не потерплю уверток.

Томми можно было не предупреждать. Перед Джонатаном Редмондом лучше не пользоваться увертками.

Она набрала в грудь воздуха и приготовилась рассказать о том, о чем не говорила ни единой душе на Земле.

– Ее еще малышкой по контракту продали из работного дома в рабство и сделали судомойкой. Ей дали шиллинг, чтобы она подписала бумаги, по которым лорд Фекиз фактически становился ее владельцем до исполнения ей двадцати одного года. Она дала согласие на это, когда ей было всего шесть лет, Джонатан. Вы могли бы принять такое решение в шесть лет? Эти дети – расходный материал.

– Значит, мы украли служанку лорда Фекиза?

Томми решительно замотала головой.

– Вы думаете, она дожила бы до двадцати одного года? Лорд Фекиз колотил ее. Нещадно. Не раз. Однажды за то, что она уронила ведро с углем и оно загрохотало, когда он лег спать. В другой раз она просто попалась ему под ноги в коридоре. Именно тогда он ударил и сбил ее с ног. Потребовалось наложить швы ей на рану на лбу. Плюс у нее оказалось… – окончание далось Томми с трудом, – вывихнуто плечо.

Джонатан откинул голову назад, словно пропустил удар. Молча. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил.

– Откуда вам это известно? – Его голос оставался ровным. Но звучал мягче.

– Этого я не могу сказать.

– Значит, были вовлечены другие близкие вам люди. – Она промолчала. – Вы уже делали это раньше.

Снова долгое, долгое молчание.

Неожиданно, не говоря ни слова, он осторожно взял Томми за руку и перевернул ладонью вверх.

Шрам от пулевого ранения. У Джонатана были острые глаза, и он прекрасно понял, что это такое. Вдобавок рукава ее дневного платья были достаточно коротки и ничего не скрывали.

Джонатан долго разглядывал шрам. Томми не отнимала руку.

Его лицо стало мрачным и задумчивым.

– О господи, – сказал он, словно размышляя вслух. – Я ведь знал, что вы – сплошная головная боль.

Осторожно он отпустил ее руку.

Редмонду стало не по себе. Запястье Томми было узким, он свободно мог обхватить его пальцами. Кожа – беззащитно шелковиста. И кто-то стрелял в нее!

Опять же создавалось впечатление, что у нее был талант нарываться на неприятности.

– А кто еще им поможет? – сказала она с болью. – Все началось совершенно случайно… Из-за случайно сказанного слова. Да, с помощью нескольких человек, но мне удалось помочь мальчишке, забрать его оттуда, где его чуть не убили, удалось найти ему новый дом далеко от Лондона. Там он научится торговле, и с ним хорошо обращаются.

От чудовищности услышанного Джонатан не мог говорить. Он провел рукой по волосам.

– Это безумие, Томми, – занервничал он. Уж ему-то прекрасно известно, насколько это было по-настоящему безумно и опасно.