Она пихнула меня, и, повернув за угол, мы бросились бежать по соседней улице. Не добежав до ее конца, девушка прыгнула в сторону и нырнула под развешанное на веревке белье, втащив меня за собой. Мы перемахнули через низкое проволочное ограждение и очутились во дворе небольшого домика.

— Сюда, — прошептала она.

Оглядевшись и убедившись, что нас никто не видит, она затолкала меня в тесную, пропахшую торфяным дымом лачугу.

В лачуге никого не было, не считая растянувшейся на лежанке собаки. Пес открыл один глаз, лениво посмотрел на нас и, решив, что мы не заслуживаем его внимания, продолжил дремать. Мы подбежали к окну и прижались к стене, прислушиваясь. Все это время девушка не выпускала моей руки и продолжала прижимать к моему боку нож.

Прошла минута. Голоса удалились, а затем снова приблизились. Нам трудно было определить, где находятся мои преследователи. Я обвел взглядом крохотную комнату. Она показалась мне чересчур деревенской, даже по меркам Кэрнхолма. Покосившаяся стопка плетеных корзин в углу. Обтянутый джутовой тканью стул перед огромной железной плитой. Календарь на противоположной стене. До календаря было слишком далеко, и в полумраке лачуги я не мог разглядеть дату. Тем не менее его наличие навело меня на неожиданную мысль.

— Какой сейчас год? — прошипел я.

Девушка велела мне заткнуться.

— Я серьезно, — настаивал я.

Она как-то странно на меня посмотрела.

— Я не знаю, что за игру ты затеял, но сходи посмотри сам, — ответила она, толкая меня в сторону календаря.

Верхняя часть листка представляла собой черно-белое фото какого-то тропического пляжа, на котором стояли, улыбаясь, пышнотелые девушки, облаченные в купальники винтажного вида. Над фотографией я увидел надпись: «Сентябрь, 1940». Первый и второй дни месяца были вычеркнуты.

Я почувствовал, что меня обволакивает чувство нереальности происходящего. Я вспомнил все странные события, происшедшие со мной за это утро. Вначале удивительным образом изменилась погода. Затем остров, который я вроде успел изучить, вдруг оказался населен незнакомцами. Теперь все вокруг было старомодным, но одновременно новым. Все это объяснялось датой в календаре на стене.

Третье сентября тысяча девятьсот сорокового года. Но каким образом?

И тут в памяти всплыло кое-что из того, что, умирая, сказал мне дедушка. По ту сторону от могилы старика. До сих пор мне не удавалось понять, что это значило. Я даже предполагал, что он говорил о привидениях, и решил, что, поскольку все дети, которых он знал в детском доме, умерли, мне придется отправиться в потусторонний мир, чтобы их найти. Но это было слишком поэтично. Мой дед всегда мыслил буквально и не был склонен выражаться метафорами или намеками. И перед смертью дал мне простые и краткие наставления. У него просто не хватило времени, чтобы все мне разъяснить. Теперь я знал, что «Старик» — это прозвище мальчика, которого нашли на болотах, а его могила — курган. Сегодня утром я вошел в его могилу, а вышел в третье сентября тысяча девятьсот сорокового года.

Все это я понял за доли секунды, которые потребовались комнате, чтобы перевернуться вверх ногами. Мои колени подогнулись, пол взлетел вверх, и все погрузилось в бархатный пульсирующий мрак.

* * *

Очнулся я лежа на полу, с привязанными к плите руками. Девушка нервно меряла комнату шагами и оживленно разговаривала сама с собой. Я закрыл глаза и начал слушать.

— Должно быть, он тварь, — говорила она. — В противном случае зачем ему понадобилось подобно грабителю рыскать по старому дому?

— Не имею ни малейшего представления, — ответил чей-то голос. — Думаю, он этого тоже не знает. — Так, все-таки она разговаривала не сама с собой, хотя с того места, где я лежал, мне не был виден ответивший ей юноша. — Ты ведь говоришь, что он даже не понял, что оказался в петле времени?

— Посуди сам, — произнесла она, кивая в мою сторону. — Ты можешь себе представить, чтобы родственник Эйба был таким бестолковым?

— А ты можешь себе представить, чтобы он был тварью? — возразил юноша.

Я немного повернул голову, но увидеть парня мне все равно не удалось.

— Я легко могу себе представить, как тварь прикидывается идиотом, — ответила девушка.

Пес проснулся, подошел ко мне и принялся облизывать мое лицо. Я зажмурился и попытался проигнорировать его ласки, но это умывание было таким слюнявым, что я не выдержал и сел в попытке избавиться от назойливого внимания пса.

— Смотрите, кто проснулся, — голосом, исполненным сарказма, протянула девушка и издевательски захлопала в ладоши. — Великолепное представление. А твой обморок и вовсе произвел на меня неизгладимое впечатление. Я уверена, что сцена утратила великого актера, когда ты предпочел театру убийства и каннибализм.

Я открыл рот, чтобы опровергнуть ее ужасные обвинения, но так и замер с открытым ртом, заметив парящую в воздухе и приближающуюся ко мне чашку.

— Выпей воды, — произнес юноша. — Мы же не можем допустить, чтобы ты умер прежде, чем мы доставим тебя к директрисе, как ты считаешь?

Его голос, казалось, раздавался из пустого пространства. Я потянулся к чашке, но едва не уронил ее на пол, коснувшись мизинцем невидимой ладони.

— Он неуклюжий, — прокомментировал юноша.

— Ты невидимый, — глуповато произнес я.

— Вот именно. Миллард Наллингс к вашим услугам.

— Не называй ему своего имени! — воскликнула девушка.

— А это Эмма, — продолжал юноша. — Она страдает манией преследования. Но я уверен, что ты и сам уже это понял.

Эмма злобно уставилась на него, точнее, на то место в пространстве, которое он должен был занимать, но ничего не ответила. Чашка дрожала у меня в руке. Я предпринял еще одну попытку хоть что-то им объяснить, но замолчал, когда с улицы донеслись злобные голоса.

— Тихо! — прошипела Эмма.

Раздались шаги. Это Миллард подошел к окну и слегка раздвинул шторы.

— Что там происходит? — спросила Эмма.

— Они обыскивают дома, — ответил он. — Мы не можем здесь задерживаться.

— Но мы не можем и выйти отсюда!

— Я думаю, что скоро сможем, — отозвался Миллард. — Однако на всякий случай я загляну в свои записи.

Шторы сомкнулись, и я увидел, как со стола взлетела и раскрылась в воздухе маленькая тетрадь в кожаном переплете. Миллард что-то напевал, перелистывая страницы. Через минуту он захлопнул тетрадь.

— Как я и подозревал! — провозгласил он. — Осталось подождать всего около минуты, после чего мы сможем смело выйти за дверь.

— Ты с ума сошел? — поинтересовалась Эмма. — Эти мордовороты тут же набросятся на нас со своими дубинами!

— Только если то, что вот-вот произойдет, не будет представлять для них больший интерес, чем наши скромные персоны, — отозвался Миллард. — Смею тебя уверить, лучшей возможности у нас не будет.