Иногда Фернандо спрашивал себя, размышляет ли еще кто-то над тем, как удачно для Оноре проишествие со стражем воронов. Но даже если такие люди были, то они, как и писарь, не решались заговорить о везении Оноре.

Галера задрожала под порывом ветра. Писарь подумал о двенадцати больших, обитых железом сундуках, доставленных на борт втайне под его руководством. Он слышал, как в сундуках что-то звенело. Наверняка они до краев были полны сокровищами Альвенмарка. Состояние, которого достаточно, чтобы купить себе маленькое королевство. Что задумал Оноре?

Он вел часть записей Оноре, устало подумал писарь. Примарх был, можно сказать, одержим тем, чтобы записывать абсолютно все. Перед путешествием Фернандо видел список высоких чиновников Анисканса, которых Оноре считал продажными до мозга костей или, по крайней мере, поддающимися шантажу. Он видел слишком многие документы Оноре. Просто чудо, что писарь еще жив. Только списка с именами шпионов примарх ему не показывал. На губах писаря мелькнула мимолетная улыбка. Затем его снова охватил страх. Может, это знак, что ему было дозволено увидеть список с именами коррумпированных чиновников Анисканса? Знак, что дни его сочтены? Интересно, какой несчастный случай произойдет с ним? В шторм его смоет волной за борт?

От завывания ветра по спине у Фернандо побежали мурашки. Он опустил взгляд на маленькие прорези в крышке фонаря, стоявшего рядом с «Молотом Тьюреда». Приглушенного света было достаточно, чтобы вырвать из темноты две фигуры на стволе пушки: рыцаря ордена, поставившего ногу на грудь поверженного язычника и поднявшего обе руки в смертоносном замахе боевого молота.

Фернандо ощупал молоток, спрятанный под плащом, на поясе. Может быть, Тьюред хочет дать ему знак?

Писарь услышал шаги стражника на лестнице, ведущей на главную палубу. В бушующем ливне этот звук почти терялся. Фернандо поднял плащ, прикрывая фонарь.

— Хорошо, — послышался хриплый голос Альфонсина.

Шаги стражника смолкли. Фернандо затаил дыхание и прислушался. Коренастый наводчик протискивался мимо него.

Где стражник? Писарь испуганно присел на корточки возле «Молота Тьюреда».

— Кто идет? — Узкий луч света от фонаря пронзил зарядную камеру.

— Я! — Широко расставив ноги, наводчик встал прямо перед ним.

— Опять ходил к своей любимой, Альфонсин?

— Как обычно, когда я не могу уснуть.

— Не слишком ли она холодна? — послышалось из дождя.

Фернандо молился о том, чтобы стражнику не пришло в голову подойти ближе.

— Я так понял, тебе больше нравятся мокрые, — насмехался мастер-оружейник. — Моя девочка — сущая сердцеедка. Ты когда-нибудь видел, что творит железная пуля, попадая в грудь мужчины?

— Ты ненормальный, Альфонсин.

Фернандо показалось, что он услышал негромкий смешок.

— Что, прям такой уж ненормальный?

Шаги удалились.

Он прислушался к дождю, по-прежнему закрывая плащом свет фонаря. Внезапно он почувствовал на лице кисловатое дыхание Альфонсина.

— Надеюсь, ты со страху не обоссал мою бронзовую любимицу, маленький рыцарь пера?

Писарь сжал губы, что делал довольно часто. Комплекция не позволяла ему бороться с людьми вроде Альфонсина. Он медленно поднялся.

Наводчик протянул ему руку, искусно поворачивая в пальцах золотую монету.

— Я все еще спрашиваю себя, зачем примарху нужен на собственном корабле пловец, для того, чтобы отнести на берег пару писем. Все это очень странно. — Альфонсин поднял кулак, словно собираясь ударить невидимого противника.

Золотая монета взлетела в воздух и исчезла в темноте.

Он снова протянул руку. Затем поднес к носу Фернандо огромный кулак, повернул его и раскрыл. Там лежала золотая монета.

— У моего маленького любимца наверняка есть братья и сестры. Он так одинок. А когда ты одинок, у тебя возникает так много мыслей. Но если у него появится братик или сестричка, то всем вопросам будет положен конец.

Фернандо презрительно засопел.

— С чего ты взял, что у меня есть еще монеты?

— Ты — писарь примарха. Он послал тебя, чтобы ты занялся странными вещами. Оноре — человек небедный. И он наверняка не хочет, чтобы люди болтали. Поэтому он и не поехал на ялике. Ничто так хорошо не запечатывает уста, как золото.

— Хорошо, еще одну монету я могу тебе дать. Но только когда Родриго вернется и я буду уверен в том, что все сделано по-моему.

— А почему только одну? — Наводчик прохрипел этот вопрос ему прямо в лицо, заставляя вдыхать зловоние, исходившее у него изо рта.

— Потому что твой друг тоже захочет, а у меня осталось всего две золотые монеты.

Альфонсин прищелкнул языком.

— Вот как. Больше золота у тебя, значит, нет. А что в тех ящиках, которые настолько тяжелы, что их должны нести шестеро мужиков?

Фернандо задержал дыхание. Вот, значит, как! Оноре догадывался, что так будет. Поэтому никому и не было разрешено покидать галеру, хотя корабль стоял в гавани уже второй день.

Альфонсин негромко рассмеялся.

— Удивлен? Даже торговки на рынке болтают меньше, чем гребцы. Когда их сидит сто сорок человек в одном помещении, не остается тайн относительно того, что происходит на корабле. Особенно когда путешествие настолько странное, настолько поспешное… И никому не дозволено покидать корабль, кроме тайного посланца примарха.

— У меня всего две золотые монеты, — выдавил из себя писарь.

Улыбка Альфонсина стала еще шире, глаза его превратились в узкие щелочки.

— Тогда давай сюда обе. Немедленно!

— А Родриго?

Наводчик презрительно засопел.

— Он не только плавает как рыба, но и настолько же глуп. Он ничего не заподозрит.

Фернандо нащупал на поясе кошель. Пальцы мимолетно коснулись холодного металла молотка.

Альфонсин прислонился к стволу пушки и заглянул в отверстие для стрельбы.

Негромкий свист заставил писаря вздрогнуть. Неужели этот идиот забыл о стражнике?

— Наша рыбка добралась!

Теперь и Фернандо пригнулся к стволу. Он увидел нечеткий силуэт на фоне фонаря перед таверной. Затем свет стал виден снова.

— Может быть, это всего лишь посетитель, — недоверчиво проворчал писарь.

Его рука по-прежнему покоилась на кошеле; кожаного шнурка он не развязывал.

— Ерунда! Он трижды закрывал свет, как мы и договаривались. Ты просто слишком поздно взглянул. Вот, сейчас ты увидишь, что я прав. — Альфонсин наклонился к фонарю.

Фернандо смотрел в темноту не отрываясь. Дождь не утихал. Словно серебристая пелена, сверкал он на орудии.