Произнеся эту фразу, Жером замотивированно осмотрелся. Кафе было полупустым. За мраморными столиками курили две потрепанные жизнью проститутки, обсуждали что-то вполголоса трое унылых мужчин с внешностью мелких рантье, разглядывал что-то на дне стакана задумчивый краснолицый пьяница. За стойкой скучала пышнотелая хозяйка заведения в парике и с усами. Полуденный ветерок лениво трепал сероватые занавески. Место было отчаянно неинтересным, и Жером спросил себя, что заставляет его собеседника ходить сюда уже который год подряд.

— Ты видишь перед собой сгустки иллюзий, — проворчал старик. — Ты спишь, так же, как и все вокруг. Спишь, и тебе снится, что ты видишь меня, эту забегаловку, бокал с арманьяком…

Произнеся эти слова, он потянулся к бокалу Жерома и ухватил его крепкими узловатыми пальцами.

— Иллюзия, мой бедный идиот, всего лишь иллюзия…

Старик сделал быстрое движение рукой. На жилистой шее дернулся мощный кадык.

— Теперь ты видишь, что в бокале ничего нет? Полагаешь, мир изменился?

Жером пожал плечами.

— От того, что вы выпили мой арманьяк — вряд ли…

Месье Гурджиев по-птичьи склонил голову на плечо и насмешливо посмотрел на собеседника.

— Так чего же ты хочешь, идиот, если не способен отличить иллюзию от реальности?

— Ответов на свои вопросы.

Старик ухмыльнулся и отставил пустой бокал.

— Ты полагаешь, что способен их понять?

— Давайте попробуем.

— Зряшная трата времени. Хорошо, у меня есть еще минут десять. Задавай свои вопросы.

Жером напрягся, как перед броском на противника. Вопросы, полученные накануне из Центра, были странными — и это еще мягко сказано. За всю свою карьеру ему не приходилось иметь дело с такими вопросами. Правда, и человек, с которым ему приказали встретиться, сильно отличался от обычных контактов Жерома — он не был ни военным, ни разведчиком, ни бандитом. Какой-то старый шарлатан из эмигрантов, именующий себя магом. До войны он был известен и успешен, ездил в Америку, выступал там с лекциями и без зазрения совести тратил деньги своих богатых поклонников. Потом организовал в поместье под Парижем школу, где обучал доверчивых французов своей философской доктрине (Жером проглядел пару книг, написанных его учениками, но ничего в ней не понял). С приходом немцев маг осмотрительно поутих: нацисты таких, как он, обычно не жаловали. Но его почему-то не тронули. Старик продолжал жить в своей квартире на рю Колонель Ренар, ходил обедать в расположенное неподалеку скромное кафе и изредка встречался с бывшими учениками. Там к нему Жером и подошел: представился археологом из университета Пантеон Сорбонна, и передал письмо от одного из американских поклонников мага. К письму прилагался чек на сумму в тысячу долларов САСШ — Жером полагал, что если бы не это обстоятельство, вздорный старик попросту не стал бы с ним разговаривать.

— Что вам известно о древних тайниках на берегу озера Рица?

Вопрос, казалось, совсем не удивил старика.

— Не о тайниках, а о тайнике, молодой идиот. Он там один.

— Хорошо, — не стал спорить Жером. — Пусть один. И что же в нем спрятано?

— Пламя ада, — ответил маг, не задумываясь. — А также вода рая.

«Отлично, — подумал Жером. — Так мы далеко зайдем».

— Нельзя ли поподробнее?

— Нет, — отрезал старик. — Ты задал вопрос и получил ответ. Еще вопросы будут?

— Что вы можете рассказать о замке Кахтице в Трансильвании?

И на этот раз ответ последовал незамедлительно.

— Там жила любовница Сатаны.

— И это все?

— А этого мало? — удивился маг.

— Действительно, — пробормотал Жером. — А о монастыре Тце-Лунг в Тибете?

— Там оживляли мертвых.

— Простите?..

— Это было давно, — добавил старик, как будто это что-нибудь объясняло.

— Понятно, — вздохнул Жером. — Ну, и наконец, можете ли вы предположить — чисто теоретически — что ищет человек, который побывал во всех этих местах?

Во взгляде его собеседника впервые промелькнула искра интереса.

— Предположить могу. Но ты должен сказать мне, кто этот человек.

В послании Центра, расшифрованном Мушкетером с помощью романа «Человек, который смеется», ничего не говорилось о том, кто именно посетил озеро Рица, замок Кахтице и монастырь Тце-Лунг. Жером решил идти ва-банк.

— Один немецкий археолог. Настоящего имени его я не знаю.

Старик скорчил скептическую гримасу, как бы говоря: «Поверил я тебе, держи карман шире!».

— Хочешь бесплатный совет, парень? Кто бы это ни был, держись от него подальше.

— Почему?

Вместо ответа месье Гурджиев обернулся к усатой хозяйке заведения и помахал ей рукой.

— Кики, радость моя, еще два бокала арманьяка. За счет молодого человека, разумеется.

— Разумеется, — подтвердил Жером, хотя его никто и не спрашивал. Он с радостью купил бы старику бутылку его любимого напитка, но для прижимистого уроженца Гаскони, за которого ему приходилось себя выдавать, такой широкий жест был нехарактерен.

— Пожалуй, я расскажу тебе историю Семи башен, — проговорил Гурджиев, поглаживая усы. — Но после этого ты оставишь меня в покое раз и навсегда. У меня, знаешь, и без тебя хватает забот.

Жером понимающе кивнул, но ничего не сказал.

— Миллион лет назад, — начал старик, краем глаза следя за приближающейся с подносом хозяйкой, — а может, и больше, это решительно неважно, Сатана зажег на земле свои огни.

— Зачем? — удивился Жером.

— Можешь спросить у него, когда встретишь. Огней было семь. Они вырывались из глубоких трещин в земле — трещин, которые доходили до самой преисподней. Когда на земле появились люди, они стали приносить огням жертвы. Бросали в пламя растения, животных, других людей. Богов они еще не знали, и поклонялись только дьявольскому пламени.

— Вот как, — пробормотал Жером. Старик не заметил его иронии.

— Потом люди придумали себе благих богов, и отвернулись от огней Сатаны. Они стали строить храмы из белого камня и сжигать на жертвенниках зерно и фрукты. Верность огням сохранили немногие жрецы, не пожелавшие отступать от древних традиций. Они возвели рядом с огнями семь черных башен, чтобы посеять в сердцах непосвященных страх и трепет. На верхушках этих башен селились огромные грифы, а многоэтажные подвалы их уходили глубоко в недра земли. Проходили века, а служители адских огней каждый вечер перед закатом поднимались на крыши черных башен и провожали солнце ужасными проклятьями.

Гурджиев взял бокал с арманьяком и осторожно, с видом знатока, повел носом.