Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сумрачный рассвет перешел в мглисто — золотой полдень.
Они сидели у самого моря, на открытой террасе какого-то ресторанчика, и пили теплое, полувыдохшееся шампанское. И ничего более грустного и безнадежного представить себе было невозможно…
Вечером в баре была организована общая отвальная с обильной выпивкой и множеством вкусной еды. Стас сидел рядом с ней, пил, балагурил со знакомыми, сыпал шутками и держался молодцом, только курил не переставая. Тогда она тоже стала курить сигарету за сигаретой, пока наконец Стас, продолжая что-то рассказывать соседу и даже не глядя на Анну, не вынул у нее из пальцев подряд четвертую. Закончив разговор, он обернулся и спросил:
— Зачем ты это делаешь?
— Но ведь ты же убиваешь себя. А я почему не могу?
— Брось. Мужчина все равно должен уйти первым.
Сказано это было буднично и почти равнодушно, словно говорил не Стас, а кто-то в нем совсем незнакомый Анне, бесстрастный и жестокий, знающий все наперед и ко всему готовый. Увидев лицо Анны, Стас спохватился, обнял ее, не обращая внимания на любопытные взгляды, и тихо сказал, чтобы она шла наверх и что он тоже скоро поднимется.
Эта последняя ночь была полна молчаливых слез, вздохов, сердечной боли, внезапных приступов апатии и столь же внезапных приступов любви, когда им хотелось до конца впечататься друг в друга, перемешаться плотью и кровью и под утро исчезнуть из этого мира вместе с отступающей темнотой.
На другой день в аэропорту, на посадке, они были уже как бы раздельно. И это ужаснуло Анну. Вокруг нее сидели посторонние люди. Она равнодушно наблюдала в иллюминатор, как разворачивается на взлетной полосе их маленький Ту-134, и думала, пусть бы он сейчас рухнул на Кавказский хребет, к чертовой матери. По крайней мере, кончилась бы ее мука, а все, что должно было произойти в ее жизни, уже произошло.
Потом она увидела, как по проходу идет Стас, а стюардесса кричит ему вслед, что ходить нельзя и давно пора пристегнуться ремнями к креслу. Но Стас только обезоруживающе улыбался ей в ответ и продолжал идти в сторону Анны.
С той же улыбкой он склонился к ее соседу, немногословному старому прозаику, любимцу всего семинара, и попросил его поменяться с ним местами. Прозаик тут же легко, не по-стариковски, подхватился с кресла, потрепал Стаса по плечу и, слегка клонясь вперед, пошел на его место. Самолет набирал высоту…
Все время полета Стас держал в своей руке Аннину руку, а она сидела, положив ему на плечо голову, и неотрывно глядела в иллюминатор. Умирать сию минуту ей уже расхотелось, потому что, почувствовав рядом с собой тепло Стаса, она успокоилась. Так успокаивается человек, после мрака и непогоды попавший наконец-то домой.
…Приземлялись уже в сумерках. Самолет пробил тяжелые серые облака, и оказалось, что за бортом идет снег. Было уже пятое декабря.
На такси Стас отвез Анну к Ленке, на Таганскую, потому что квартира ее была уже занята хозяйкой, и еще до отъезда Анна перекинула к Ленке книги и самые необходимые вещи.
В лифте они поцеловались на прощанье, но для Анны это было скорее формальностью, потому что, как только она ступила с трапа на землю, стало ясно: началась совсем другая жизнь и привыкать друг к другу надо будет учиться заново.
Она позвонила. Ленка прошлепала по коридору тапочками и распахнула дверь. Увидеть Анну не одну, а в сопровождении синеглазого, да еще и загорелого красавца она явно не ожидала. Прихватив рукой распахнувшийся халатик и слегка порозовев лицом, Ленка пригласила их войти. Но Анна молча грудью вдвинула Ленку в коридор, взяла из рук Стаса чемодан, бегло улыбнулась его смеющимся глазам и захлопнула за собой дверь.
Подруга не обиделась, она знала, что Анна может быть очень неприятна в гневе, и просто молча ретировалась в кухню заваривать чай и ждать подробностей. Но подробности ей пришлось узнавать из телефонного разговора, поскольку первым делом Анна позвонила Медее. Именно Медея сейчас была нужна ей, потому что в интонациях ее голоса звучали отголоски того мира, который Анна покинула несколько часов назад. Говорила в основном Анна, оставляя краткие промежутки для довольных реплик и междометий Медеи.
Повесив трубку, Анна перехватила удовлетворенный взгляд Ленки.
— Тебе хорошо радоваться. А что мне делать, если я без него жить не могу.
— Не можешь без него, значит, будешь с ним.
— Тебе хорошо говорить. Всегда получаешь желаемое.
Ленка укоризненно покачала головой, и Анна поняла, что погорячилась: Сашку она так и не получила.
— А ты не залетела, часом? У тебя что-то лицо припухло.
Ленка пыталась спровоцировать разговор на любовную тему, но несла явно не то, что нужно. Во всяком случае, тональность, в которой Анна могла и сама говорить еще месяц назад, сейчас определенно не годилась.
— Во-первых, к чему эта пошлость? Во-вторых, если и припухло, то после самолета. Перепады давления, знаешь ли. И нечего хмыкать. В-третьих, мне уже не двадцать лет и даже не двадцать пять. И в-четвертых, что будет, то и слава богу. Может, еще скажешь, что надо было предохраняться? От кого и от чего, хотелось бы знать? — Мысль, что от Стаса может исходить что-то, от чего надо предохранять себя, защищаться, показалась ей настолько нелепой и неуместной, что она рассмеялась и покрутила у виска пальцем.
— Похоже, ты не любовью занималась, а курсы молодого бойца проходила. Раз, два, три… Но если уж ты так настроена, — многоопытная Ленка примирительно кивнула, — тогда наверняка самое время для ребенка, и получиться у такой пары должно что-то очень симпатичное. Только не смотри на меня, аки волк на ягня. И не такое видывали.
Потом Ленка переложила на тарелку предусмотрительно положенные Стасом в Аннину сумку позавчерашние корольки и виноград. Увидев их, точно таких же, как позавчера, на тумбочке, у изголовья кровати, Анна заплакала так безудержно, что Ленка тут же перестала жевать и от греха подальше положила королек на место.
В этот момент раздался телефонный звонок. Ленка рванула к телефону, боясь, что трезвон разбудит Аринку. Потом с довольным видом выплыла из коридора:
— Тебя. Красивый мужской голос.
Голос, искаженный пространством, был немного посторонним. Анна сначала и не признала Стаса. Все-таки по телефону она слышала его впервые.
Анна напряглась и не знала, что сказать. Наконец голос в трубке совместился с образом Стаса, и Анна успокоилась. А то, что он говорил с ней ласково, ободряюще, не боясь быть услышанным, наполнило
