Мятеж в Паннонии разразился первым.[30] Три легиона, стоявшие в Паннонии (8-й Августов, 9-й Испанский и 15-й Аполлониев), были расквартированы вместе на летних квартирах. Узнав о смерти Августа, их командир Юний Блез отменил обычные работы в знак траура. Вот во время этого вынужденного бездействия и начались неприятности.

Первым зачинщиком стал человек по имени Перценний, у которого было не совсем обычное прошлое. Прежде он был организатором и предводителем группы театральных клакеров. Подобное спортивное соперничество, которое столетия спустя вылилось в войны «синих» и «зеленых» и в знаменитый мятеж гладиаторской команды «Ники» в Константинополе, уже вовсю процветало в Риме. Этот Перценний был опытным агитатором и рекламщиком, который способствовал успеху или провалу той или иной стороны. Затем он записался в армию. Нам неизвестны безусловно любопытные причины, повлекшие такое его решение, однако можно предположить, что какой-нибудь казначей счел необходимым для него на время укрыться в армии.

Вскоре этот человек стал популярным среди солдат, которым в долгие свободные вечера нечем было заняться, кроме слушанья его речей. Наиболее разумные и уважаемые люди держались от него подальше, однако вскоре он нашел приверженцев среди глупцов и забияк. Речи, которые Тацит вложил в его уста, были речами веселого выпивохи и заводилы. Точно такие речи можно услышать в Гайд-парке и в наши дни. Это решительно не те речи, с которыми обращается уважаемый профсоюзный лидер к своим слушателям. Читая их, можно живо себе вообразить, каков по характеру и из какой среды вышел Перценний. О личности его казначея можно только догадываться.

Несомненно, были уважительные причины, почему Юний Блез сразу же не пресек его деятельность, не арестовал Перценния и не занял войско работой. Когда же, наконец, он вмешался, то сказал: «Лучше обагрите ваши руки моей кровью, чем предайте интересы императора». Он сказал то, что на его месте сказал бы любой современный офицер. Мятеж и восстание, говорил он, не лучший способ донести свои обиды до ушей Цезаря. В прежние времена никогда воины не высказывали подобных требований своим командирам. Начало нового правления — неподходящее время для того, чтобы еще увеличить бремя его правления. Он, наконец, предложил им назначить депутацию и передать делегатам наставления в своем присутствии.

Мятежники-любители вовсе не стремились «омыть руки кровью Блеза». С замечательным добродушием они приняли его предложение. Был избран трибун, сын Блеза, чтобы направиться в Рим с требованиями от имени тех, кто прослужил шестнадцать лет и требовал выхода в отставку после этого срока вместо отставки после двадцати пяти лет. Дальнейшие инструкции будут переданы, если это условие будет выполнено.

Ничто более ясно не могло показать нереальность мятежа, чем обещание «дальнейших инструкций». Эти умеренные мятежники, видимо, тешили себя мыслью, что мятеж будет носить мирный характер и продолжится долго и что они постепенно, одно за другим будут направлять в Рим свои требования, а новый император будет покорно им следовать. Они были новичками в деле восстания и даже не знали, что это такое и как оно проходит.

Попытки Перценния пали на подготовленную почву настроений более серьезных его коллег. Пока эти события происходили в летнем лагере, восстали войска в Навпорте и отметили это событие грабежом соседних вилл. Попытки центурионов восстановить порядок привели к оскорблениям, а затем и к насилию. Особенным нападкам подвергся Авфидиен Руф, офицер, выслужившийся из рядовых до должностей, соответствовавших современным должностям адъютанта и квартирмейстера. Авфидиен тяжко трудился всю свою жизнь и заставлял делать то же и других. Они захватили Авфидиена, запрягли в повозку с багажом и погнали вперед, издевательски спрашивая, как ему нравится тяжкий груз и длительные переходы, которым они сами подвергаются ежедневно. Авфидиен был первой жертвой насилия среди центурионов, на его примере стало ясно, где искать истинные причины недовольства — в слишком суровой дисциплине, а не в условиях службы.

Прибытие в лагерь этих людей перечеркнуло результаты дипломатии Блеза. Пример грабежей стал заразительным. Мягкость Блеза была его выбором, а не необходимостью. Как только он понял, что дела принимают серьезный оборот, он прибег к суровым мерам. Центурионы и лучшие из воинов все еще были лояльны. Главные зачинщики были взяты под стражу, высечены и посажены на гауптвахту. Эти шаги были предприняты несколько поздно. Арестованные обратились за помощью к своим товарищам и были тут же освобождены силой.

Отныне мятеж стал приобретать опасный оборот. Главный зачинщик — некий Вибулен выступил вперед и произнес пламенную речь, направленную прямо против Блеза. Он утверждал, будто его брат был направлен от имени мятежников донести новость и обращение к легионам, стоявшим в Германии, но был убит гладиаторами Блеза.

Чувства, захлестнувшие воинов после этого сообщения, окончательно смели авторитет командира: Мятежники распорядились арестовать гладиаторов и заковать их, пока они сами будут искать тело убитого ими посланника. Тело не нашли, а гладиаторы, допрошенные под пыткой, отрицали убийство ими кого бы то ни было. В конце концов стало известно, что у Вибулена никогда не было брата. Это, однако, уже не имело значения. Вред уже был нанесен.

Тем временем все было объято восстанием против командиров, в ходе которого стала литься кровь. Офицеров изгнали из лагеря, а их палатки разграбили. Один из центурионов, Луцилий,[31] был убит. Другие пытались найти убежище. Клемент Юлий, однако, был пойман и возвращен обратно, поскольку мог выступить и произнести речь от их имени. Страсти накалились во время всеобщего кровопролития, когда 8-й легион потребовал выдачи центуриона по имени Сирпик от 15-го легиона, где тот скрывался и который отказался его выдать. Лишь вмешательство Испанского 9-го легиона предотвратило всеобщий армейский бунт. Вибулен оказался более способным организатором, чем Перценний!

Пока мятежники были заняты своими делами, удивительным образом не думая о последствиях и забыв обо всем на свете, кроме своих забот, Тиберий предпринимал активные шаги для их усмирения. Его сын Друз с отрядом опытных офицеров, двумя когортами преторианской гвардии и отрядом германских всадников отправился в Паннонию. Начальником его штаба был человек, о котором мы вскоре услышим, — Луций Элий Сеян, сын помощника префекта преторианцев. Друз получил инструкции действовать в соответствии с обстоятельствами.

Прибыв, он нашел лагерь закрытым и охраняемым и распорядился, чтобы мятежники сошлись на общее собрание. Друз вошел в лагерь с небольшим отрядом, за ним закрыли ворота и поставили караул. Он занял свое место на трибунале в центре лагеря, а восставшие собрались вокруг возвышения большой толпой.