Атлантида, «запиравшая» Гольфстрим, таким образом могла (наряду с другими факторами) провоцировать «ледниковый период» на севере Европы, так как вместе с океаническим течением Старого Света не достигало бы и значительное количество тепла. В западной половине Атлантики Гольфстрим и Северо-экваториальное течение были бы одним потоком, циркулирующим по окружности, центр которой находился где-то близ Бермудских островов.

Отрицательно влияя на Европу, Гольфстрим должен был добавлять и тепла, и влаги Мезоамерике, а также югу Североамериканского континента. Во всяком случае, там на огромных территориях существовали идеальные условия для жизни слонов, лошадей, даже верблюдов (!), останки которых обнаруживают ныне палеонтологи и которые начинают исчезать где-то за 12–10 тысяч лет до Рождества Христова. Может быть, причиной их исчезновения стали не только древние охотники, но и резкое изменение климата?

После гибели Атлантиды теплое течение оказалось вброшено в просторы Северной Атлантики, и перераспределение энергии привело к тому, что у него появился относительно холодный близнец (близнец, являющийся во всем зеркальным отражением Гольфстрима), несущий на запад прохладу Старого Света — то есть Северо-экваториальное течение.[113]

Вместе с Гольфстримом угри начали путешествия к берегам Европы: цикл их роста оказался достаточно гибок, чтобы выдержать это испытание. Но целый ряд видов морских животных наверняка так и не приспособился к новым условиям, и их останки когда-либо будут обнаружены подводными археологами в глубинах Саргассова моря.

Возвращаясь к рассказу Плутарха, можно сделать вывод, что в жизнеописании Сертория он говорит не о тех двух островах, которые входят в архипелаг Огигии — и прежде всего потому, что они разделены узким проливом. Подобный пролив можно обнаружить, например, примерно на 24 градусе северной широты в структурах Срединно-Атлантического хребта. Расстояние до него, правда, превышает 2000 км, да и направление плавания здесь было бы не запад — юго-запад, а юго-запад, однако следы подобных подводных «ущелий» можно найти и севернее.

Едва ли перед нами и пример географической путаницы, когда один и тот же объект, описанный различными путешественниками, фиксируется у географов как несколько разных. Плутарх говорит о других островах, имевших достаточно регулярную связь с европейским материком. Отождествление этих островов с Канарами или Мадейрой невозможно из-за расположения этих групп островов вдвое ближе к Гибралтару, чем земель, о которых идет речь в приведенном фрагменте. Даже Азорские острова не подходят для этой цели: они и лежат не более чем в 1500 км и климат имеют более суровый.

Еще одним подтверждением наличия в Атлантике в античный период «утерянных» нашей памятью островов является рассказ Помпония Мелы. Он утверждает, что напротив Атласа

Мела говорит об островах Блаженных после рассказа о Гесперидах (см. «Огигию»), так что мы можем с уверенностью говорить, что и здесь имеются в виду разные вещи.

Может быть, не стоит «умножать сущности» и перед нами — всего лишь упоминание о Канарских островах?

Однако в античность Канары знали очень хорошо и плавали туда даже после гибели карфагенской державы. Плиний Старший в своей «Естественной истории» пишет: «Известно, что… Ююба[114] открыл острова, на которых он устроил красильню, где применялся гетульский пурпур». На изготовление пурпурной краски шел орсель, лишайник, произраставший именно на Канарах. Из-за наличия этого красителя Канарские острова некоторое время назывались Пурпурными.

Юба, по сообщению того же Плиния, обнаружил на Канарах развалины каких-то строений, и это сообщение все современные ученые считают свидетельством в пользу посещения островов финикийцами, однако он не нашел там жителей, что уже является загадкой! Когда Канарские острова вновь открыли европейцы (в 1341 г. — флорентийские купцы на службе португальского короля), они были населены гуанчами, причем достаточно плотно.

Во всяком случае Пурпурные острова и острова Блаженных — разные вещи. «Напротив Атласа» не означает — рядом с африканским побережьем. «Напротив» может указывать на направление плавания, на широту, а не на расстояние. Но как раз напротив Марокканского побережья и лежит тот участок Срединно-Атлантического хребта, который (помимо Азорских островов) больше всего привлекает внимание атлантологов.

Варварские вторжения, развал Западной Римской империи, прекращение торговых связей, охватившее большую часть Европы еще во II–III веках, катастрофическое исчезновение грамотной прослойки — все это опустило занавес над Атлантикой; для средиземноморских народов Геракловы столпы стали западным пределом известного им мира.

Однако на деле занавес был мнимым. Мы можем утверждать, что по крайней мере в одной культуре Западной Европы сохранялись сведения о землях в Атлантике, и сведения эти постоянно пополнялись.

Речь идет об Ирландии и об ирландских монахах, совершавших в VI–IX веках поразительные странствия, направлявших свои корабли к землям, о существовании которых европейское человечество с удивлением узнает только во времена Великих географических открытий.

Путешествия ирландских монахов — удивительная страница в истории Европы. На их родине, являвшейся крайним западом христианского мира, пассионарное пламя поддерживалось в течение всех Темных столетий Средневековья. Ирландцы стали просветителями Европы. Их монашеские миссии несли грамотность, знания и в соседнюю Британию, и в королевство франков, и в дикие германские земли; они добирались даже до Новгорода. Трудно сказать, сколь успешным было бы возрождение в Западной Европе христианской культуры без этого подвижничества.

Но если пребывание ирландских монахов на континенте ни у кого сомнений не вызывает, то при попытках проанализировать, какие земли посещали их «морские собратья», современные ученые либо начинают путаться, либо трактуют ирландские саги как пример обычной эпической фантазии.

Понятно, чем это вызвано: невозможно с уверенностью отождествить большинство из упоминаемых, например, в «Житии Брендана» мест с современными географическими реалиями. А если так, считают ученые, значит, не было и длительных странствий. Еще соглашаются с тем, что ирландцы до викингов посещали Исландию, но лишь самые отчаянные принимают гипотезу о том, что они первыми из христиан ступили на берег Северной Америки. Вместо этого повествования о путешествиях средневековых ирландцев расценивают как пересказ некой фантастической кельтской «Книги мертвых» (концепция Алвин и Бринли Риса), а все места их остановок — как уровни, которые преодолевает душа, уходящая на тот свет.