Нашел я его уже в морге. Но и этот момент оттягивал, сколько мог. Сначала я подумал, что ларчик открывается просто. Проще некуда. И не нашел ничего лучше, как поехать на свидание со вдовой. Я имею в виду вдову Сидора Михайловича.

Я уже знал, что ее зовут Леной, что она шатенка, ей лет двадцать пять, и она ездит на новеньком «Мерседесе». Узнать ее адрес мне не составило труда. И ресторан, в котором она любит бывать. А также номер телефона. У нас ведь так много общих знакомых. Как я и предполагал, раньше она работала моделью. А уж моделей я знал великое множество, и любая из них готова была сломя голову лететь мне на помощь. Всего за сутки, обзвонив с десяток знакомых, я собрал о Лене исчерпывающую информацию. Потом позвонил ей и назначил свидание. В ее любимом ресторане. В три часа дня. Мне не хотелось, чтобы деловая встреча плавно перетекла в романтический ужин.

Она удивилась, но дала согласие. Кто смог бы устоять против моей испорченной репутации? Такие женщины, как Лена, не отказывают таким мужчинам, как я. Тем более она овдовела и вновь была на свободной охоте, а я оставался одним из самых завидных женихов Москвы. Я не сомневался, что Сидор Михайлович оставил ей состояние, но ведь денег никогда не бывает много. К тому же он не успел осчастливить ее ребенком, а Лена вполне созрела для материнства. Мы быстро договорились.

После смерти Сгорбыша я как-то сразу потерял интерес к своей работе. В редакцию меня больше не тянуло. Это было первое место, откуда я ушел добровольно. Сам написал заявление с просьбой уволить меня по собственному желанию. Сначала шеф-редактор, а потом и главный долго меня уговаривали. Чтобы остался. Сказали немало приятных слов. Что я талантливый, перспективный сотрудник, что меня— обожает весь коллектив, что я прекрасно справляюсь. Я расцвел от похвал, как маков цвет, и сказал, что подумаю. Но смерть Павла Сгорбыша произвела на меня столь сильное впечатление, что мне надо с этим разобраться. Так я стал свободным человеком, но с правом в любой момент вернуться. Я решил, что сделаю это в том случае, если у меня в руках будет сногсшибательный материал. Если мне отдадут на откуп первые пять страниц издания для сенсации. Если после этого я смогу, наконец, погрузиться в творчество. В созидание. Я мечтал написать роман. О загадочном конверте, в котором лежит ключ от сенсации. Головоломка из дешевых бус.

В общем, отныне я был свободен, как ветер, и знал наконец, что с этим делать. В три часа дня я сидел за столиком в модном ресторане и ждал очаровательную женщину, от которой хотел получить многое. Исчерпывающую информацию имеется в виду. Она опоздала на пятнадцать минут. Мы стояли в одних и тех же пробках, но я тем не менее приехал раньше. Я проиграл ей пятнадцать минут, чтобы она почувствовала себя комфортно. Правила игры с женщинами я знал прекрасно.

Она вошла, я махнул рукой, и хорошенькая Лена, улыбаясь, направилась к моему столику. Я улыбался в ответ своей знаменитой улыбкой. Меньше всего она была похожа на вдову, хотя со смерти ее мужа прошло так мало времени. Но Лена даже не утруждалась делать вид, что скорбит о безвременно почившем супруге. На ней были джинсы с сильно заниженной талией и яркий переливающийся топ. Я уставился на ее пупок.

— Привет! — сказала она и грациозно опустилась на стул. — Надо же! Леонид Петровский собственной персоной! Живая легенда!

— Ну что вы, — скромно ответил я. — Давно уже в отставке.

— Да брось! А роман с известной актрисой?

Она назвала имя той брюнетки, чьи фото в обнаженном виде появились в Интернете. Кстати, замечательная подборка! И хотя я сделал это из благих намерений, дабы отучить Сгорбыша от пьянства, мне тут же приписали очередное злодейство. Видимо, брюнетка публично сокрушалась о том, что не удалось продолжить знакомство. Репутацию мерзавца и пожирателя сердец мне создали сами женщины. Я был нем, как рыба, и никогда не хвастался своими подвигами. Они сами себя накручивали, разжигая любопытство. Придумывали ложные беременности и предпринимали фальшивые попытки покончить с собой. А потом распалялись еще больше. Вот и Лена смотрела на меня с жадностью, словно не верила своим глазам.

Я держал паузу, давая как следует рассмотреть себя, и в свою очередь беззастенчиво разглядывал ее. Вблизи она оказалась не так хороша: лицо плоское, глаза, как у кореянки, миндалевидные и косо посаженные, скулы широкие. Зато фигурка точеная. Запястья ее рук — на удивление тонкие, пальчики длинные, ногти острые. Лак на ногтях алого цвета. Я готов был поспорить, что белье на ней тоже алое: крохотные стринги и бюстгальтер на косточках. Грудь была мала, плечи узкие, не развитые.

Пауза затягивалась.

— Что будем пить? — спросил я и потянулся к карте вин.

— На твой вкус. Я знаю, что он безупречен.

Безупречный вкус у моей мамы, но, видимо, они думают, что это передается по наследству.

— А что будем есть? — поинтересовался я, выбрав вино. Все ж таки я кое-чему научился у своих родителей.

— Я на диете.

— Значит, только пить.

— И салатик.

— И салатик. Будьте так любезны, два салатика от шеф-повара и бутылочку вина, вот здесь у вас так красиво написано, — я указал в меню. — И хорошо прожаренный бифштекс с картофелем-фри.

— Ты не любишь экзотику? — спросила она, когда официант ушел.

— Я экзотику обожаю, — сказал я с намеком на ее косо посаженные глаза. — Но временно решил от нее отдохнуть.

— Отдыхать надо на море, — намекнула Лена.

— Не сезон, — отговорился я.

— Как это не сезон? Лето!

Для нее лето, а на дне моей души шуршала опавшая листва. Нужен был пожар, чтобы спалить ее дотла и освободить место для зеленых побегов. В миндалевидных глазах Лены я не нашел ни единой искорки и почувствовал холодок, словно дворник взмахнул метлой, и сухие листья поднялись в воздух.

— Как здоровье мамы? — спросила она, взяв тон светской беседы.

— Спасибо, хорошо.

Я сказал длинную фразу по-французски, она сделала вид, что поняла. Потом замялась:

— Мы мало знакомы…

— С мамой?

— О! Она — мой идеал! Каждый раз я рассматриваю ее наряды, пытаясь запомнить детали!

Если это и была лесть, то в тему. Моя мать и в самом деле верх совершенства.

— Мечтаю о более близком знакомстве, — намекнула Лена, видимо, ожидая приглашения, погостить на нашей вилле на Лазурном берегу, но я сделал вид, что намека не понял.

Она тут же упомянула о светских раутах, где видела мою мать, дав понять, что вращается в высшем обществе. И вновь комплименты моей знаменитой семье.

— Должно быть, хорошо иметь таких родителей? — вот такой фразой закончила Лена хвалебную речь.

— Я их не выбирал. А где твои родители? Кто они?

— О! Мои родители…

Я сразу понял, что она врет, но из вежливости слушал. Она была коренной москвичкой, благородных кровей, обеспеченная всем, чем только возможно. Папа — академик, мама — доктор каких-то там наук, предки — столбовые дворяне. Я слушал, косясь на ее широкие скулы, и невольно улыбался. Если в ее жилах и текла благородная кровь, то, скорее, желтого, а не голубого цвета. Я все раздумывал, как бы вклиниться в разговор с наводящим вопросом? Меня не интересовала ее родословная, меня интересовал ее покойный супруг.