«Пять баллов по шкале Рихтера за умелое задержание…» — отметил про себя Краев, пока его волокли по полу в дом. Кровь из рассеченной надбровной дуги стекала по лицу и ариадновой нитью метила путь от прихожей до просторного зала на первом этаже.

В комнате было светло и необычно богато для загородного дома. По углам были расставлены причудливые вазы с карликовыми пальмами, на стенах, как определил Краев, висело несколько картин Шилова.

Женя повертел головой и увидел четверых: двое сидели в креслах, двое стояли над лежащим на полу опером, как колоссы.

— Свободны, — подал голос один из сидящих.

Теперь в комнате оставались трое. Двое продолжали сидеть на прежних местах, Краев продолжал лежать на полу.

— Ба-а-абинов! — прохрипел оперативник, шевеля непослушными губами. — Какая встреча!.. Кх… Что-то я здесь еще одного гения заподлянок не наблюдаю… А! — радостно вскрикнул Евгений, разглядев мутным взглядом второго. — Я ошибся, все здесь…

Бабинов поднялся, подошел к Краеву и помог подняться. Расстегивая наручники, вздохнул:

— Что же мы теперь делать будем? А, товарищ Филофеев? Незаконно проникаете в частные владения, нападаете на охрану, врываетесь в дом…

— …Где хозяева прячут незаконно переправленный через российско-таджикскую границу героин, — продолжил Женя, шатаясь как пьяный. — Хватит дуру гнать, Бабинов. Вы все задержаны…

— Серьезно? — осведомился второй и последовал примеру Бабинова — поднялся и подошел к Краеву. — И как ты это сделаешь?

— Вы сами поедете со мной. — От сотрясения мозга оперу было так плохо, что хотелось вывернуть желудок прямо посреди этого великолепия. — Если не будете упорствовать — разрешу написать явку с повинной… Если нет — закрою в «хату» с уголовниками… Потом сами ко мне на допрос проситься будете…

Старый, чем-то внутренне озабоченный, словно рентгеном просвечивал лицо Краева.

— Филофеев! — взорвался Бабинов. — Ты же, падла, чуть живой!

— Успокойся, Баба, — все так же спокойно бросил второй и приблизил свои глаза к окровавленному лицу Евгения. — Он же тебя на понт берет. Он же издевается над тобой, Баба… Да… Краев? Бабинов в оцепенении смотрел то на одного, то на другого.

— Какой Краев? — глупо спросил майор.

— Обычный, — устало отшутился Старый. — Милицейский. Очень оперативно уполномоченный. Подтверди ему, Краев. Скажи моему сослуживцу, что ты — Краев. Расскажи моему глупому коллеге по службе, как ты его на…л!

Старый внезапно расхохотался. Он хохотал долго и заразительно, нисколько не играя. На его хохот появился один из боевиков, но, убедившись, что все в порядке, удалился. Прервавшись на мгновение, Старый повернулся к Бабинову и указал ему на Евгения.

— Это он тебе сказал, что он — Филофеев?

— Да…

— А после ты попросил Лукина через своего приемного сына проверить, кто такой Филофеев?! — Получив утвердительный ответ, он повернулся к оперу: — А твой отчим тебя же про тебя и спросил?

— Естественно… — подтвердил Краев, слизывая с губ сочащуюся кровь и сплевывая на пол.

Старый снова взорвался хохотом.

— Бабинов, ты конченый отморозок!! Ты всех нас сдал!!!

Учебный полигон 1-й мотострелковой дивизииТаджикистан. Июнь, 1989 год.

Командир батальона подвел молодого парнишку к офицерской палатке и, не доходя до нее нескольких шагов, громко произнес:

— Самойлов!

Занавеска на входе в палатку распахнулась, и из-за нее появился дочерна загорелый лейтенант в пятнистом маскхалате. Увидев комбата, он принял строевую стойку.

— Я, товарищ майор! — И перевел взгляд на погоны парня. На них лежала знакомая ему буква «К». Комбат мягко подтолкнул к нему курсанта.

— Знакомься. Командир разведвзвода лейтенант Самойлов. Месяц стажировки проведешь вместе с ним. — Повернулся к лейтенанту. — А ты покажи парню офицерскую службу. Короче, лейтенант, этот курсант весь июль проходит стажировку в нашем батальоне. — И ткнул пальцем в командира взвода. — У тебя! Ясно?

— Так точно!

Ожидая, пока отойдет майор, Самойлов с ног до головы окинул взглядом курсанта.

— Как зовут?

— Курсант Краев.

— Завязывай! Как зовут-то?

— Евгений.

— Женя, значит. — Лейтенант протянул руку. — А я — Владимир. Ну что, с прибытием, что ли?

— Спасибо.

Лейтенант положил руку Краеву на плечо.

— Забудь на месяц все, чему тебя учили. Сейчас ты — в разведке. Здесь каждый имеет право на высказывание собственного мнения. До выхода. А на выходе — упаси тебя бог сделать что-то не по-моему. Вот и все правила. А сейчас пойдем перекусим…

* * *

Амалия Березина проснулась от прикосновения к руке. Перед машиной стояли и молча покуривали опера из ее отдела — Андрей Суровцев и Игорь Малетин. На сиденье рядом развалился Артем Смольников из отдела по борьбе с контрабандой наркотиков.

— Алька, проспишь все.

— Мальчишки, вы здесь уже? — спросонья не понимая, что ее застали врасплох, спросила Березина.

— Здесь, здесь, — успокоил ее Артем. — Он уже там?

— Господи! Я все проспала! — С нее в один момент слетели остатки сна. — Я все проспала! Сколько времени?!

— Да не суетись ты… Сигнала от него еще не было. СОБР у ворот городка, с ними парни из отдела Краева. Все в порядке. Можешь еще поспать немного…

Девушка проклинала себя за слабость. Вот лучшее подтверждение того, что она не на своем месте! Хотя… Разве не потому она работала в этом отделе, чтобы быть рядом с Игорем? А сейчас… Сейчас Женя ушел туда, откуда не вернулся Игорь!

Она выскочила из машины.

— Куда?! — прошипел Малетин, едва успев схватить ее за рукав. — Спятила?

— Он там один!

— Во дает, а?! — вполголоса проговорил Суровцев. — А разве не так было решено? Ты зачем ее разбудил?!

— Зря… — согласился Смольников, почти силой усаживая девушку в машину. — Зря.

* * *

— Как «сдал»?.. — могильным голосом пробормотал Бабинов. — Я ничего не понимаю.

— Я это вижу, — подтвердил Старый. — Тогда, чтоб ты понял, представляю тебе этого человека. Познакомься, Баба, Краев Евгений. Приемный сын твоего Лукина. А чтобы тебе было еще более понятно, скажу, что в данный момент — ставлю три к одному — коллеги Евгения Краева сейчас уже «дуплят» по всем правилам его отчима.

— Он сдал своего родственника?! — не мог поверить в происходящее Бабинов.

— Да что ты заладил, как попугай — «сдал», «сдал»? Он никого не сдавал, дурья твоя голова! — Старый медленно прошел к креслу и сел на его подлокотник. — Он никого не сдал. Он делает свою работу. Отчима он терпеть не может, но не поэтому тот сейчас в камере. Этот… — Он вскочил с кресла и снова подошел к Краеву, с ненавистью глядя ему в разбитый лоб. — Ты… человек очень справедливый, да? Такой же, как тогда? Ты не изменился?