Любопытно отметить, что сам Грэхем некоторое время тому назад едва не погиб при аресте Лектера. Грэхема уговорили вернуться на работу из преждевременной отставки и поручили возглавить следствие по делу Зубастого парии.

Что же происходило за закрытыми во всех смыслах дверями на этой волнующей встрече двух смертельных врагов? Чего добивался полицейский от Лектера?

Как сказал нашему корреспонденту один высокопоставленный чиновник ФБР, „по своему калибру они один другого стоят“. Чьи умственные способности он все-таки оценил бы выше?

Матерого убийцы-садиста и одновременно врача психиатра Лектера или Грэхема?

Наша газета располагает информацией о том, что ранее Грэхему, бывшему преподавателю судебной экспертизы в Академии ФБР, Квантико, приходилось находиться на излечении… в психиатрической клинике.

Руководство ФБР отказалось прокомментировать, как могло случиться, что человек, явно психически неуравновешенный, назначен ведущим специалистом по делу национальной значимости.

Диагноз, по поводу которого Грэхем лечился в психиатрической клинике, остается неизвестным. Однако один из бывших сотрудников этой клиники охарактеризовал его как „состояние глубочайшей депрессии“.

Гармон Ивэнс, в то время работавший в Военно-морском госпитале, Бетесда, рассказал, что Грэхем был доставлен в психиатрическое отделение госпиталя вскоре после того, как застрелил Гаррета Джекоба Хоббса, по кличке „миннесотский стервятник“. Прицельным выстрелом Грэхема в 1975 году был положен конец восьмимесячному террору Хоббса в Миннеаполисе.

Ивэнс вспоминает, что Грэхем был крайне подавлен и в течение первой недели пребывания в больнице отказывался принимать пищу и разговаривать Уилл Грэхем не состоит в штате ФБР.

Комментаторы объясняют этот факт строгостью отборочного тестирования в ФБР, в процессе которого обнаруживаются любые отклонения от психической нормы.

По данным, полученным в ФБР, Грэхем начинал свою карьеру в научно-исследовательских подразделениях этой организации. Добившись выдающихся успехов не только в области теории, но и в практике расследования, где выступал в качестве следователя по особо важным делам, Уилл Грэхем был приглашен на преподавательскую работу в Академию ФБР.

Согласно досье Уилла Грэхема, подготовленного нашей газетой, его карьера началась в отделе тяжких преступлений полицейского управления Нового Орлеана, откуда он поступил в аспирантуру судебной экспертизы на соответствующий факультет Университета Джорджа Вашингтона.

Любопытное суждение высказал один из офицеров полиции Нового Орлеана, в те годы служивший вместе с Грэхемом: „Да, он ушел в отставку, но для людей из ФБР очень важно знать, что он находится под боком. Знаете, это все равно что королевская кобра, которая почти никогда не появляется из своей норы, но все в округе знают, где она прячется, и всем доподлинно известно, что по ночам она уничтожает мокасиновых змей“.

Доктор Лектер приговорен к пожизненному заключению. Если его когда-либо признают вменяемым ему придется предстать перед судом по обвинению в девяти убийствах с отягчающими обстоятельствами.

По словам адвоката, Лектер проводит время за работой. Он пишет научные статьи для специальных журналов и ведет обширную переписку с кое-кем из светил психиатрии».

* * *

Долархайд закончил чтение и стал рассматривать фотографии. На одной был снят Лектер в момент ареста, прижатый к борту полицейской машины. Другая была той самой фотографией Грэхема, которую сделал Лаундс у входа в тюремный госпиталь для душевнобольных. Венчала сенсационный материал маленькая фотография автора репортажа, Фредди Лаундса.

Долархайд долго изучал снимки, потом провел кончиком пальца по шероховатой поверхности газеты. Его указательный палец был испачкан чернилами, он облизнул его и вытер салфеткой. Только после этого принялся делать вырезки из газеты.

По дороге домой Долархайд купил рулон особой туалетной бумаги, быстро растворимой в воде, какую используют на кораблях. Заехал в аптеку и приобрел ингалятор.

Его слегка лихорадило, но в общем он чувствовал себя неплохо. Долархайд постоянно страдал от насморка и воспалительных процессов в горле, как это часто бывает с людьми, которые после оперативного вмешательства в области носоглотки лишаются волосяного покрова на слизистой носа.

Он проторчал минут десять в пробке на мосту через Миссури, но это не ухудшило его настроения. В машине работал кондиционер. Откинувшись на ковровую подушку Долархайд с удовольствием слушал «Музыку на воде» Генделя, доносившуюся из стереоколонки. Он то постукивал пальцами по рулю в такт музыке, то поглаживал распухший, воспаленный нос.

На параллельной полосе автострады стояла машина с откидным верхом, в которой сидели две молодые женщины. Обе в шортах и блузках, полы которых были завязаны под грудью. Они казались усталыми и раздраженно щурились от солнца. Та, что сидела на пассажирском месте, положила ноги на приборную доску, и от этой согнутой позы на животе у нее обозначились две складки. Долархайд впился взглядом в темный след засоса на внутренней поверхности ее бедра. Женщина почувствовала себя неудобно, выпрямилась и опустила ноги. У нее было недовольное выражение лица. Она что-то сказала своей приятельнице, сидевшей за рулем. Обе смотрели прямо перед собой, но Долархайд знал, что они говорят о нем. Его это нисколько не задело. Как приятно ощущать, что ты неизмеримо выше мелких житейских уколов. Раньше он был бы вне себя. Теперь же в нем появилось незнакомое дотоле чувство собственного достоинства.

Музыка ласкала слух.

Машины впереди него тронулись с места. Скорее домой! Соседняя дорожка была все еще заблокирована. Одной рукой он повернул руль, другой опустил оконное стекло.

Как следует откашлялся и плюнул сгустком зеленоватой мокроты, целясь в женщину, сидевшую ближе к нему. Плевок попал ей на живот, чуть пониже пупка.

Надрывный визг, смешанный с грязной руганью, понесся вслед черной машине Долархайда, заглушая музыку Генделя.

* * *

Альбому, в котором Долархайд хранил свою коллекцию, была, по крайней мере, сотня лет. Огромных размеров гроссбух, переплетенный в черную кожу, с окованными медью углами, хранился на рабочем столике в запертой кладовке верхнего этажа. Долархайд увидел его на распродаже имущества одной обанкротившейся типографии, и с первого взгляда понял, что это его вещь.

Приняв душ и облачившись в кимоно, он открыл кладовку и выкатил столик с альбомом. Толстый фолиант занял свое место под гравюрой, изображавшей Красного Дракона. Долархайд удобно устроился в кресле и открыл альбом. В нос ударил запах изъеденной временем бумаги.

На первой странице он вывел большими буквами слова Апокалипсиса: «Вот, Большой Красный Дракон…» Самый первый экспонат его коллекции, в отличие от всех остальных, не был подклеен к плотным картонным листам, а просто засунут между страницами. На пожелтевшей фотографии маленький Долархайд снят с бабушкой на ступеньках их дома. Мальчишка вцепился в бабушкину юбку. Пожилая леди держится очень прямо, руки скрещены на груди.