– Хотела бы я верить, что ты говоришь правду.

Он отбросил полотенце и резко повернулся на стуле. Улыбнувшись ей своей самой обворожительной улыбкой, он поманил ее пальцем.

– Позвольте, мадам, продемонстрировать вам это. Вы избавитесь от всяких сомнений и улыбнетесь, убедившись в твердости ваших знаний.

Она медленно улыбнулась ему в ответ; легкий румянец появился у нее на лице.

– Я верю тебе. А продемонстрировать это ты можешь позднее.

– Ты уверена?

– Абсолютно.

С преувеличенно тяжелым вздохом он поднялся.

– Я еще вернусь. Думай обо мне, пока меня не будет. – Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим и страстным поцелуем.

Театр начал пустеть. Рабочие сцены убирали декорации и расходились. Актеры переодевались и разгримировывались. Поодиночке и парами они покидали театр.

Мужская уборная была пуста. Шрив зашел в одну из кабинок и сел, сжав голову руками. Он отлично играл сегодня, но какой ценой это ему далось? Сильная головная боль вызывала у него тошноту. Если бы у него в желудке было хоть что-то, в антракте ему наверняка пришлось бы покидать сцену. Хотя он сомневался, хватило бы у него на это сил.

Сколько еще времени он сможет притворяться?

Ответ был ему известен. Он будет продолжать до тех пор, пока боль не исчезнет. Он успокаивал себя лишь тем, что как любой жизненный опыт, эти ощущения сделают его игру еще убедительнее. Теперь он сможет придать настоящую достоверность роли, если ему когда-нибудь придется играть инвалида. Он поправится, оставив все эти неприятности позади. И тогда он сможет поговорить с Мирандой о браке.

Он прижался лбом к холодной каменной стене. Ему, вероятно, не следовало говорить ей о разрешении на брак. А если он не поправится? Если опухоль не пройдет? Вдруг полосы у него перед глазами начнут увеличиваться и превратятся в сплошную черную завесу?

Он поежился; тихий стон сорвался у него с губ. Он не станет так жить. Если это случится, он...

Он оттолкнулся от стены. Несколько минут отдыха придали ему силы. Вернувшись в гостиницу, после ужина, он сможет поспать. Миранда его поймет.

Шрив посмотрел на себя в маленькое зеркало и нахмурился. У него был ужасно нездоровый цвет лица. Если он не собирается играть исключительно призрака Банко или отца Гамлета, то ему надо больше бывать на воздухе. Но эта проклятая новоорлеанская жара делала послеобеденные прогулки невыносимыми.

Он дал себе слово больше никогда не приезжать сюда летом. Состоятельные новоорлеанцы все равно проводили это время года за городом.

Устало вздохнув, он выпрямился и отошел от зеркала. Он задержался дольше, чем предполагал, но прохладный полумрак этого места ослабил его головную боль. Может быть, он страдает не столько от травм, сколько от жары.

В коридоре было темно. Когда он входил в уборную, лампы горели. Теперь кто-то погасил их. Он должен будет поговорить с хозяином театра, чтобы рабочие сцены не уходили, пока актеры не покинут театр. Он осторожно пошел вперед, держась рукой за стену.

Вдруг до него долетели какие-то странные звуки: возня, удары, глухой стук падения, чье-то тяжелое дыхание. Он остановился, заморгал глазами, вглядываясь в темноту и сомневаясь, не в его ли зрении все дело.

– Шрив!..

Голос Миранды, громкий, испуганный, оборвался. Происходило что-то ужасное. Шрив рванулся вперед. Дверь их гримерной была распахнута, и в темноте он ударился об нее. Зашатавшись, он ухватился за веревку, на которой висели декорации, и только так удержался на ногах.

Света по-прежнему не было! Лампы в гримерной тоже не горели. Неудивительно, что он потерял ориентацию.

Тяжелые шаги раздались в коридоре; кто-то шел очень быстро, но все-таки не бежал. Он должен был перехватить незнакомца. Никто не знал расположения помещений театра лучше, чем он. Но не успел он сделать и двух шагов, как голова у него закружилась. Пошатнувшись, Шрив зацепился за что-то на полу и упал на руки.

– Стой! Помогите! Помогите! Воры! Убийцы! Голос, который слышали на верхних ярусах балконов всех театров мира, долетел до двери, выходившей на сцену. В этот момент дверь распахнулась, и на ее фоне стал виден силуэт мужчины с тяжелой ношей на плече.

– Миранда! Ноша зашевелилась.

Похищение. Кто-то похитил ее. Шрив вскочил на ноги.

– Миранда!

Дверь на сцену захлопнулась. В этот момент открылась дверь находившейся рядом гримерной.

– Что случилось?

Свет, благословенный свет полился в коридор. Джерольд, второй ведущий актер труппы, высунул голову из-за двери. На нем ничего не было, кроме обмотанного вокруг бедер полотенца.

– Миранду похитили!

– Что? Ты уверен?

– Что случилось? – Из-за спины Джерольда прозвучал взволнованный женский голос. – Кто выключил свет?

Шрив не стал тратить времени на объяснения.

– Вызовите полицию!

Секундное колебание, потом Джерольд кивнул.

– Сейчас, только надену штаны. Шрив бросился к двери.

– Помогите! Полиция!

В стоявшем в конце аллеи экипаже закрылась дверца. Шрив помчался к нему, но кучер хлестнул кнутом по спинам лошадей. Они рванулись с места.

– Помогите! Убивают! – Шрив побежал следом.

В экипаже де ла Барка открыл окно и скомандовал кучеру:

– Поезжай через пустыри и как можно быстрее, Потит.

– Такой путь будет дорого стоить, – ответил тот, наклонившись к окну.

– Я же сказал, что умный парень может много заработать на этом деле, – возразил де ла Барка.

– На помощь! На помощь! – Голос Миранды, заглушенный тканью мешка, тем не менее прозвучал внутри экипажа довольно громко.

– Молчать! – Де ла Барка попытался зажать ей рот через грубую мешковину.

Отчаянно извиваясь, Миранда сумела высвободить руку из мешка. Продолжая кричать, она проделала отверстие в мешке побольше и вытащила вторую руку.

– Сиди спокойно! – Де ла Барка всем телом навалился на нее.

Она вскрикнула, оказавшись на полу. Свободным концом веревки де ла Барка обмотал одну ее руку. Она мгновенно спрятала другую под мешок.

Экипаж резко свернул влево. Кнут со свистом опустился на спину одной из лошадей. Пассажиров бросило на стенку экипажа. Миранда ударилась головой о дверцу. Она распахнулась, и только рука де ла Барки, схватившая ее за подол платья, удержала ее от падения на мостовую.

К удивлению сыщика Миранда начала пинать его и вырываться. Свесившись головой почти до земли и едва не падая под колеса, она продолжала сопротивляться его усилиям втащить ее назад.