Оглядываюсь на Петра, я-то ни разу не помню ничего вообще до удара по мозгам прикладом покойного немца секьюрити (я ж «попадала»). Тот кивает. Значит, узнал коллег:

– Да, товарищ старший лейтенант, прошлым летом на соревнованиях по боксу пришлось помахаться с этим Окуневым, еле-еле по очкам одолел его, а красноармейца точно не помню, но лицо тоже вроде знакомое.

– Ладно, с этим ясно. Теперь рассказывайте, как сюда попали. С самого начала.

Окунев, словно нырять собрался, набрал побольше воздуха в грудь и, лишь медленно его выдохнув, начал свой рассказ:

– Ну, мы ж у Дубровки располагались. В ночь на двадцать второе я в наряде был, на входе в казарму стоял. Примерно в 4.00 застава подверглась артобстрелу. Начальник нашей заставы старший лейтенант Серветкин[88]и его помощник лейтенант Жданов (ну, вы ж их знали!) еще с утра двадцать первого были в расположении, согласно приказу наркома. Нас вообще еще до обстрела всех подняли, вывели. Окопы у нас давно готовы были. Заняли мы, значит, оборону, приготовились. Как обстрел пошел, казарму почти сразу порушили, и склад, и столовую. Только там уже не было никого. Но к нам в окопы снаряды тоже залетали. Сначала почти не было, случайные только, а потом чаще стали падать. Наверное, у немцев кто-то недалеко сидел и корректировал. Так что мы еще и немцев в глаза не видели, а у нас уже потери пошли. Оба наши станкача раздолбали: у одного только кожух сильно посекло, а второй – в хлам. Ну, и кто за тем пулеметом был – тоже. Дружок там мой был – за пулеметом – Сашка Матвеев, призывались вместе, на заставу вместе пришли. И Мишку Базина, второго номера – тоже, значит, убили. Так мы только с пятью ДП и остались. Потом немцы в атаку поперли. Отбивались… потом, часа через три, к нам на помощь армия пробилась – стрелковый батальон какой-то. Вроде им так и полагалось по плану. Ну, батальон-то чуток левее засел, там для них тоже окопы готовы были. Потом еще атаки были, но какие-то несерьезные: минами покидают чуток, потом взвод-два поднимутся, пробегут маленечко, постреляют – и назад. Больше похоже было, что просто нам уйти не дают. Да и страшно им было, помирать не хотелось. И то: у них-то почти у всех карабинчики, и стрелки – так себе. А у нас на заставе, почитай все – ворошиловские стрелки, да еще и у каждого СВТ, не хухры-мухры! Потом, уже ближе к обеду, разведка вернулась, сказали, что немцы на танках и машинах заставу нашу стороной обходят и дальше идут. Мы все равно стояли, приказа же на отход не было. А потом Серветкин собрал нас вместе и объявил: мол, так и так, в шестнадцать ноль-ноль с делегатом связи поступил приказ на отход личного состава заставы. А оборону, значит, велено оставить тому стрелковому батальону… Так что без приказа мы не отходили, границы не бросали, товарищ старший лейтенант.

– А дальше как? – спросил я

– Дальше? А дальше так дело было: Серветкин решил, что отходить будем группами. Сначала мы ушли с Серветкиным, через час должны были остальные, с ними Жданов оставался. Не знаю, ушли ли они… Вряд ли, так там у заставы и полегли, наверное…[89]Мы-то вышли. Правда, потом на местных натолкнулись. Зашли на хутор, еды попросить. А они, твари… Во двор-то запустили, а потом с двух сторон, почти в упор… У них там даже пулемет был. Там почти все и остались. Мы втроем ушли, потому что ближе к плетню стояли. Только эти, когда вслед стреляли, Серветкина в спину ранили. Две пули. Думали, обошлось, потому что он сначала еще сам бежал, видать, в горячке. А потом раз – и упал. «Все, – говорит, – отбегался, что-то в груди печет». Посмотрели, а там… Ну, мы командира еще день несли. Только он все равно умер, схоронили мы его. Потом снова шли, а всюду одни немцы, потом вот к танкистам пристали, потом вы вот нашлись…

С погранцами все было ясно. Был бы на моем месте настоящий старлей Любимов, он, ясное дело, их бы сразу узнал и идиотских вопросов про Абвер не задавал бы. Стыдно как-то…

– Ладно, раз пограничники, поступаете в распоряжение Онищука. Все понятно?

– Понятно, товарищ командир.

– Все тогда. Кругом и бегом к разведчикам!

Ну, эти чуваки, братва своя – пограничная! Реальные пацаны, не немецкие засланцеподделки. Теперь и воевать нам будет полегче, правда, для крутой движухи маслят у братвы мало (да что ж это с моим лексикончиком?! Отчего меня то на феню, то на «падонкаффский» сленг бросает? Народ-то нет-нет да и косится на мои перлы. Надо как-то в руки свой язык брать, пока за тот язык не пришпилили, как враждебный чуждый элемент). Хотя, логически рассуждая, если маслята – это патроны к пистолету или винтовке, то для 45-мм пушек БА-10 и БТ-7 снаряды – тогда уж маслятищами будут, наверное. Или, как минимум, белые грибы. Но круто же было бы, если, скажем, сидят немчурины, какой-нибудь юбилей «Хрустальной ночи» справляют под портретом своего преподобного Адольфа, а тут мы как им дадим курнуть в глобально-летальной дозе. А что? Пять БА-10, три БТ-7, мотоциклы с пулеметами, плюс три наших родимых советских миномета, а если еще и счетверенной «косилкой» огонька добавить, то полярный лис им полный! Тушите свет, господа арийцы! Впрочем, немчурилы и свет потушить-то не успеют. Только б узнать, где и когда они расслабленно присядут! Наверное, пора уже разведку подальше рассылать. Завтра и начнем… Сегодня – не-е, и так слишком много всего случилось. Пусть народ хоть немного в себя придет. Хотя готовиться-то уже сейчас надо.

Высунулся из шалашика: а Онищук, на его беду, рядышком сидит, солдатскую мудрость быть поближе к кухне, подальше от командиров нарушает злостно. А вот не будет лишний раз на глаза начальству попадаться!

– Онищук, найди мне этого… чечена, как его там – Вахаева, найди также Кравцова и передай, что мы с утра уходим на разведку. А он, ну Кравцов, остается за главного. Все ясно? Тогда давай, дуй.

Десяти минут не прошло, как вваливаются в мой штабной шалашик Онищук с Вахаевым.

– Командир, вызывал?

– Вызывал. Вот что: собираемся-ка мы завтра с утречка на двух мотоциклах и паре броников в разведку скатать. Хотелось бы для начала найти деревеньку, где стоит взвод-другой немцев, не больше. И потом показательно наказать вражин! Жаль, что политруков у нас ни единого нема! Смастерили бы они какие-нибудь плакаты-листовки, типа: «Немцы, валите на хрен нах фатерлянд, а не то все так здесь и останетесь в закопанном состоянии».

И вновь мне самому показалось (да еще и не в первый раз!), что как-то мой словесный понос не в меру богат, причем богат не в ту сторону. Не думаю, что неуместные в этом времени и в этих местах словечки повысят мой авторитет. Не, ребята-демократы, надо как-то поднапрячься и тщательно «отфильтровать базар».