Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поднимаю глаза на Виктора, натыкаюсь на серьезный взгляд светло-карих глаз. Сердце екает, а я понимаю - вся троица в сборе.
И сегодня ночью они мне устроят внеплановое рождество.
- Я стекло в машине менял не для того, чтобы ты на ней каталась по моему саду и лавки сбивала, - говорит Виктор и щурится. Его ладони сжимаются крепче, он сдвигает меня по коридору на площадку. - Я машину свою даже братьям не доверяю. Это как женщина, Алиса, хозяин должен быть один.
- С каких пор у женщины есть хозяин? - вопрос сам собой вырывается, и напряжение отступает, от его наглого заявления уши в трубочку сворачиваются. - Ты не на рынке, где рабами торгуют.
- Красотка, - Виктор усмехается. - Рассуждаешь так, будто вчера родилась. Когда любовь продается за деньги, когда я даже время могу выбрать - один час или всю ночь - тогда я превращаюсь в хозяина.
Он смотрит мне в лицо.
И я в ответ ему в глаза. Светло-карие, чистые, в них нет злости, его взгляд прямой и…ревнивый. Это из-за машины, или его чувство ко мне относится, не разберу никак.
- Твой Бентли внизу на парковке, - говорю охрипшим голосом. - Забирай и езжай…к невесте.
- Я сам разберусь, куда мне ехать, Алиса, - сухо отвечает он. И дергает меня к себе, когда я пытаюсь вырваться. - Что ты тут делаешь?
- На свадьбе Антона гуляю, - огрызаюсь. Хочется спросить еще, про невесту, и почему он не с ней, но страшно нарываться, когда он смотрит так - не мигает. И челюсть сжата.
- Отец знает, где ты находишься? Или привык, что ты ночами работаешь, - выделяет он интонацией, это слово выплевывает, как яд. Вижу, что бесится.
И начинаю беситься сама.
- Я по милости твоего брата не работаю. Он стажировку вчера сорвал, а ты меня добил, - распаляюсь все сильнее, в голове вертятся все те хвалебные оды, что папа ежедневно Рождественским напевал. - Я дура думала, что ваша семья идеальная. Высокая мораль, манеры безупречные, но это ложь все, мыльный пузырь. Вы трое - бессовестные, развратные, вы…
Он встряхивает меня, и я замолкаю.
Тяжело дышу, взгляда оторвать от его потемневших глаз не могу. Его ладонь скользит мне под юбку, пальцы впечатываются в лобок.
- До сих пор без трусов гуляешь, - выдыхает он. Трогает ниже, надавливает на складки, и у меня глаза расширяются, тело сразу узнает его, отзывается.
Пошатываюсь на месте.
Мимо идет какая-то парочка, мужчина бросает взгляд на руку Виктора и пошло улыбается.
- Не смей меня трогать, - краснею от стыда, перехватываю его запястье, - всё, кончились игры.
- Да что ты говоришь, Алиса, - его не останавливает моя горячность, у него на лице написано, что для него не изменилось ничего, и запрет меня лапать просто пустой звук, сотрясание воздуха. - Сама знаешь. Что уже не денешься никуда.
- Арону это не понравится, - ляпаю.
И вижу, как в глубине его глаз искорки вспыхивают. Понимаю, что я права, что старший Рождественский - моя временная, но защита, и уже смелее продолжаю.
- У женщины один хозяин, и это не ты.
- Еще слово, - за бедра он притягивает меня к себе, - и женщина в туалете будет орать. Пока я трахаю ее сзади.
Невольно представляю эту картинку и охаю ему в губы. Его тон жесткий, властный, он не шутит, я верю ему.
И разобраться не могу, чего мне хочется сильнее. Еще что-нибудь вякнуть, чтобы его ярость почувствовать и его грубую, жадную хватку на теле, и, спотыкаясь, под его давлением вломиться вдвоем в туалет.
Или не дразниться больше, ведь я в шаге от чего-то непоправимого нахожусь.
- Виктор, а чего не позвонил, что подъехал, - звучит позади холодный голос, и кожа будто корочкой льда покрывается.
Отшатываюсь от Виктора. И оборачиваюсь на старшего Рождественского.
Арон смотрит на брата поверх моей головы. Долго, молча, и эти гляделки, кажется, взрывом закончатся.
Но…родственная связь, наверное, сильнее.
= Там подруга твоя, - после паузы Арон опускает взгляд на меня. За руку влечет к себе. - Удивительную историю рассказывает Вика. Как вы вчера в сауне с ней работали. Пошли в зал.
Он подталкивает меня вперед. Идет следом, почти вплотную. Пересекаем коридор. Ладонями он сжимает мои бедра и задирает юбку в темноте зала.
- Арон.
- Тихо.
Он сдавливает голые ягодицы, а я, как от тока, выгибаюсь в пояснице, спиной упираюсь в его грудь.
Все так естественно. Этот мужчина обнимает меня настолько расковано, словно перед всем миром свои права заявляет.
Право первого. Право хозяина.
- Садись, - Арон двигает стул, на котором сидел сам. За моей спиной говорит Виктору. - Официанту скажи, что за нашим столом пять персон.
Потом обходит стол, усаживается, как и прежде, широко расставив ноги.
И смотрит в упор на Николаса. Переводит взгляд на притихшую Вику. Берет стакан, отпивает спиртного.
- Так, ладно, - он облизывает полные губы. - Что там вчера было в сауне, я так и не понял. Рассказывай.
Виктор
Скажи официанту, что за столом пять персон - мысленно передразниваю брата.
Шагаю по залу, задерживаю официанта. Киваю на наш столик и говорю:
- Туда еще один стул и один прибор.
Взмахиваю рукой и привестствую жениха. Он снял пиджак, галстук тоже. Рубашка наполовину расстегнута, взгляд плывет - Антон нехило налакался, в первую брачную ночь невеста скучать будет.
Потому, что еще чуть-чуть - и Антон вырубится.
- Молодец, что заехал, - он хлопает меня по плечу. С удивлением сжимает кожанку. - А чего не разделся, здесь жарко.
- Это точно, - соглашаюсь и смотрю на Алису. Расселась рядом с Ароном, волосы наматывает на палец.
Деловая какая. Маленькая сексуальная сучка.
- А у тебя когда свадьба? - Антон поднимает руку и орет кому-то, чтобы подождали его. - В этом месяце, нет?
- В октябре.
Заявление с Тиной еще не подавали, но в октябре у меня отпуск планировался.
И жениться я собирался.
В семье этого всерьез никто не воспринял, ведь пока невеста официально не представлена - ее как бы и нет.
А я ни разу Тину домой не звал. Прошлой ночью только, а потом поехал в сауну к Арону.
И дальше все понеслось кувырком. Я - Виктор Рождественский, средний брат, Обожаю власть, ревнив,