Нависнув надо мной, сжимая дрожащими пальцами мои распахнутые ноги, Ренат вдруг замер. По его телу прошла судорога, а глаза закатились. Вначале я подумала, что это реакция на желание…что это гримаса наслаждения…но, когда с его открытого рта пошла пена, а он сам скатился с меня и упал на пол, дергаясь в судорогах, я закричала. Ренат умирал у меня на глазах. Ему выстрелили в затылок. Не пулей. Капсулой с ядом. Он убил его мгновенно.

Нам показывали и рассказывали, как это работает. Рената только что ликвидировали. Он корчился в страшные мучения, яд разъел его внутренности и когда изо рта уже пошла кровь, я увидела в его глазах недоумение… упрек… непонимание и ненависть. В последние минуты своей жизни Ренат думал о том, что я его обманула, что это я его убила. Его последними словами было: «сука… за что?»

Я плакала, я пыталась сделать ему искусственное дыхание, я гладила его по волосам. В дверях стоял тот, кто выстрелил и равнодушно смотрел на умирающего агента.

А потом Ренат замер, глядя в потолок. Страшный, с кожей, превратившейся в струпья, с вылезшими из орбит глазами и скрюченными конечностями. Я сжимала халат на груди и смотрела на его тело, задыхаясь от ужаса, от слез, когда дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась Илона в сопровождении охраны. Меня трясло, как в лихорадке.

Она констатировала смерть Рената, пока на меня надевали наручники, а потом повернувшись ко мне сказала:

— Вы разочаровали меня, ВВ13. Вас сопроводят в камеру предварительного заключения до вынесения приговора о нарушении запрета. Чем вам это грозит, пока точно сказать не могу. Вы узнаете об этом после того, как ваш Хозяин прибудет сюда и посмотрит доказательства преступления. Но я вам не завидую, Людмила Журавлева. Вам никто здесь уже не позавидует — вы посягнули на собственность государства. Вы не принадлежите сами себе и прекрасно знали, чем грозит нарушение запрета. Преднамеренная порча имущества — это серьезное преступление. Уведите.

Мне хотелось закричать, что я не имущество. Я живая. Я настоящая. Я не предмет, которым можно распоряжаться… но не могла вымолвить ни слова, я смотрела на тело парня, который был единственным моим другом в этом гребаном, проклятом месте и понимала, что это я его убила.

Илона переступила через Рената, как через бревно, брезгливо поморщилась и приложила к уху небольшую рацию:

— Заберите КИ67, зарегистрируйте время и дату смерти. Ликвидирован по правилу номер 678, как угроза агенту ВВ13. Да, запрещенные прикосновения к собственности государства, статья номер 791. Ликвидирован. ВВ13 будет доставлена в закрытый корпус для дальнейшего рассмотрения. Нет, пока не разглашать. Ждите моих указаний

Нет! Только не это! Я попыталась вырваться из рук охраны, но наручники впились в запястья так сильно, что от боли из глаз брызнули слезы, меня крепко держали за волосы и толкали к двери, а я оглядывалась на тело и чувствовала, как внутри все корчится от осознания вины. Ренаааат!

Со мной больше не церемонились. Охранники презрительно кривили губы отпуская пошлые шуточки насчет того дадут ли им попользовать меня перед казнью. Умею ли я брать в рот и буду ли сглатывать, когда они распнут меня на белом полу камеры и по очереди оттрахают. Потом кто-то из них сказал, что самого акта не произошло, и, скорее всего, меня просто накажут, а потом вернут обратно к обучению. Возможно, сбросят снова на первый уровень и усложнят его, как для агентов, которые проходят принудительное перевоспитание.

«Ты вещь, Мила. Ты все же вещь. Ты собственность генерала и каждый, кто к тебе прикоснется — умрет. Никакого права выбора. Никогда. Никакой альтернативы. Никто и ничего не решает. Только он. Твой Хозяин. Ты даже умереть не можешь по собственному желанию».

Первый урок. Болезненный, жестокий, фатальный.

Урок, который я никогда не забуду. Как и глаза Рената, полные ненависти ко мне.

Глава 17

Лязгнул замок, и я резко встала с кровати, кутаясь в тонкий халат. Сердце забилось быстрее. Нет, не от страха. Скорее, от волнения. Потому что я знала — должен приехать Владимир. Инстинкт самосохранения полностью отсутствовал, возможно, это тоже какая-то часть брака, потому что нас учили бояться, бояться, потому что хозяин — имеет право отобрать жизнь, имеет право пытать и истязать так, как решит и захочет. От нас не скрывали их возможностей и прав, наоборот, мы знали, насколько ничтожны по сравнению с хозяином.

Вместо охраны вошла Илона, в этот раз во всем черном, со свертком в руках. Она посмотрела на меня, чуть прищурив аккуратно подведенные карие глаза, и подождала, пока за ней закроется автоматическая дверь.

— Вы покидаете интернат, ВВ13… — сообщила совершенно спокойно, словно речь шла о поездке на отдых.

Я сглотнула и сцепила пальцы за спиной.

— Куда меня отправляют?

Женщина слегка поджала губы. Мне казалось, что она пристально меня изучает. Совсем иным взглядом, с нездоровым любопытством, которое пытается скрыть, но ей это плохо удается. Она положила сверток на стол и облокотилась на спинку стула руками, подавшись вперед всем корпусом.

— За вас уплатили залог и штраф. Разбирательства не будет. Вы возвращаетесь к Хозяину, ВВ13.

Я почувствовала, как сердце забилось быстрее, от волнения вспотели ладони. Илона не торопилась уходить, а продолжала смотреть на меня. Потом резко выпрямилась и подтолкнула ко мне сверток.

— Протяните руки, мне приказано снять с вас наручники.

Я протянула запястья, и замок толстых блестящих браслетов щелкнул. На коже остались легкие следы, и я инстинктивно потерла их. Женщина спрятала наручники в карман.

— Это ваши вещи, идемте за мной. Вы примете душ, переоденетесь, и охрана сопроводит вас.

Я взяла сверток, но все еще не решалась выйти.

— Вас ждала отличная карьера, Мила, а теперь …я не завидую вам. Ваш Хозяин один из самых жестоких людей из всех, кого я знаю. Вы чуть не загубили проект и стоили ему чуть ли не звания.

Мне захотелось усмехнуться в ее холеное лицо. Да что она понимает? Ради этого и был устроен весь фарс. Или смерть, или вернуться к нему, чтобы знал — я не бесхребетная вещь. Пусть и его собственность. Это была вторая победа, да, абсурдная, да, совершенно не понятная никому, кроме меня, но все же победа.

Я еще несколько секунд смотрела на Илону, а потом спросила:

— Ренат…он… Его похоронили?

— Кто такой Ренат, Мила? Я первый раз о нем слышу. И вам советую