Но после событий последних дней она не могла позволить себе выглядеть слабой в его присутствии, особенно после недавнего сумбурного разговора с сестрой. Поэтому, войдя в комнату, она сказала лишь простое «привет» и больше ничего.

«И тебе привет, — ответил Эллингтон. — Как всё прошло?»

«Как я и ожидала. Сейчас я практически уверена, что она ничего не знает о Треворе Блэке. Когда мы разговаривали, она казалась очень удивлённой».

«И это всё?»

«Ещё был скандал с воплями и криками, хотя я так старалась его избежать».

Макензи прошла в ванную, сходила в туалет и начала раздеваться, чтобы забраться в душ. Она ожидала, что Эллингтон к ней присоединится; на самом деле ей этого даже хотелось, но она понимала, что совместный душ ничего не изменит, а лишь усугубит ситуацию. Уже не в первый раз она задумалась над тем, что они значили друг для друга. Это был просто секс? Или тот факт, что они работали вместе и хорошо друг друга знали?

Эллингтон не присоединился к ней в душе, и, вытираясь, Макензи всё время держала дверь закрытой. Это была своеобразная игра: если они продолжали обижаться друг на друга, то она не позволит ему увидеть себя обнажённой… Довольно глупая мысль, если задуматься.

Завернувшись в полотенце, Макензи вернулась в комнату за одеждой. Затем она вернулась в ванную, чтобы переодеться, и когда вышла, Эллингтон как раз захлопывал крышку ноутбука. Оба неловко посмотрели на единственную в комнате кровать, и казалось, что только её вид подвиг их на то, чтобы наконец обсудить ситуацию.

Как всегда, Эллингтон начал первым. Когда бы разговор ни касался их отношений, его обычно начинал он.

«Так что происходит? — спросил он. — Ты много для меня значишь, и я хочу быть рядом,… но последние пару дней я никак не могу понять, что тебе на самом деле нужно».

«Это потому, что я сама этого не знаю. Необходимость разговора с мамой и сестрой… оказалась для меня неожиданностью, но в то же время, я предчувствовала, что её не избежать. Рано или поздно я должна была на это решиться. А факт того, что эти разговоры были связаны с чёртовым расследованием, лишь ещё больше сбил меня с толку».

«Я так и понял, — ответил он, — но мне хотелось бы думать, что за время нашего знакомства ты уже поняла, что всегда можешь на меня рассчитывать и в личных вопросах, и в профессиональных. Я знаю, что ты не любишь говорить о семье, но если мы с тобой собираемся продолжать наши отношения, ты должна рассказать мне и об этой части своей жизни».

«Ничего я не должна», — ответила Макензи. Ей не понравилась интонация, с которой она произнесла эти слова.

«А я не могу, как последние несколько дней оставаться в стороне, когда дело касается убийства твоего отца или твоей родни».

«Я не знаю, что тебе ответить, — сказала Макензи, отлично понимая, что желчь после разговора со Стефани ещё бурлит в её венах. — Может быть, если ты хочешь, чтобы у нас всё наладилось, нужно попросить Макграта снять тебя с дела».

«Нет, — ответил Эллингтон. Он произнёс это слово вовсе негрубо, но в нём слышалась враждебность. — Если кого и нужно снять с дела, так это тебя. Мак,… оно стало для тебя слишком личным. А ездить туда-сюда, туда-сюда, чтобы поговорить с матерью и сестрой вообще только мешает работе. Ты занимаешься самобичеванием».

«Откуда тебе, твою мать, это знать?» — почти крича, ответила она.

«Оттуда, что я изучил тебя довольно хорошо, чтобы видеть, когда ты не в себе. Вот откуда. Нравится это тебе или нет, но я тебя знаю, Мак. Это больше чем работа, больше чем просто секс. Я знаю тебя, и я люблю тебя, и это очень тяжело».

«Очень тяжело? Что именно?»

Эллингтон опустился на кровать и отвёл глаза: «Любить тебя тяжело. Честно говоря, у меня не хватит сил на наши отношения, если ты будешь продолжать меня отталкивать».

Макензи сразу вспомнила то чувство, которое охватило её, когда она вернулась в номер и увидела его за работой — необходимость в его объятиях, желание спрятаться за его спиной. Что если он знал о том, что она чувствует? Что если он знал, что, когда ей плохо, она хочет быть именно с ним?

Макензи ни за что не могла озвучить эти мысли. «Он только что признался тебе в любви, — она сказала себе. — Если ты сейчас откроешься, ситуация совсем выйдет из-под контроля».

«Я тебя не отталкиваю», — сказала она.

«Но именно так всё выглядит, — ответил Эллингтон. — Знаешь,… возможно, с этим расследованием это даже к лучшему. Так нам будет проще».

«Как?» — спросила Макензи.

«Если мы сейчас просто ляжем спать. Я могу снять другой номер, если хочешь. Возможно, если меня не будет рядом, тебе будет легче со всем справиться. Отныне я буду только твоим напарником. Если завтрашний день пройдёт так же, как вчерашний и сегодняшний, тогда… я позвоню Макграту и попрошу его снять меня с дела. Он, конечно же, захочет знать причину. Ты действительно хочешь знакомить его со своими тараканами? Он снимет тебя с дела быстрее, чем меня».

«Эллингтон, я…»

«Ты думай и разбирайся, — сказал он, — а я лягу спать… Если ты не против, чтобы я остался в этом номере».

«Нет, конечно, не глупи».

Он забрался под одеяло, не поворачиваясь к ней: «Спокойной ночи, Мак».

Она ничего не ответила. В какой-то степени ей хотелось, чтобы он снял другой номер, потому что она ненавидела себя за то, как повела себя с ним.

Макензи медленно опустилась на край кровати. Она посмотрела на маленькие красные точки на костяшках, оставшиеся после удара по рекламному счету у входа в «Мечту мулатки», и нахмурилась. Потом она посмотрела на собственное отражение в зеркале комода, стоящего у противоположной стены. Она смотрела на себя, не моргая, и в голове пронеслась одна единственная, но очень чёткая мысль.

«Нужно быстрее разобраться с этим делом, — подумала она. — Возможно, Стефани права. Наверное, оно отравляет мне жизнь. И это будет продолжаться, пока круг не замкнётся».

* * *

Она удивительно быстро уснула, как только легла в постель и выключила свет. Ей стало намного легче, когда в темноте под одеялом она дала волю слезам. Она тихо плакала в подушку, зная, что Эллингтон уже спит. Макензи знала, что плач может помочь справиться со стрессом и напряжением.

Она рыдала так, как не рыдала со средней школы, и ей совсем не было стыдно. Она оплакивала жизни матери и сестры. Она плакала, потому что казалось, что она умышленно портит свои отношения с Эллингтоном. Она плакала, потому что ещё никогда не чувствовала себя такой одинокой, хотя за последние тридцать шесть часов видела родственников чаще, чем за весь прошлый год.

Слёзы помогли ей быстро погрузиться в сон. Возможно, из-за них её расстроенный и уставший мозг вновь так легко поддался кошмару.

Во сне Макензи стояла на пустынной парковке за магазином Super Saver, где было обнаружено тело последнего бродяги. Она была одна и смотрела на заднюю стену пустующего магазина. Землю покрывали тела бездомных. Их было так много, что кровь в буквальном смысле текла по тротуару. Подошвы туфель прилипли к земле.