Разумеется, она обо всем рассказала Аретино, однако лишькогда они вернулись во дворец и Троянда оказалась в своих новых покоях. Они былигораздо роскошнее и просторнее предыдущих, и розовый сад источал неземнойаромат, однако Троянда едва заметила окружающее ее великолепие и едва нашла всебе силы поблагодарить Пьетро. Теперь одно занимало ее мысли – страшный купециз лавки на Мерчерие.

Конечно, Аретино оказался поражен рассказанным и готов былнемедленно послать к Марко отборных bravi, чтобы не оставить и следа от еголавки, а самого хозяина прикончить на месте. Но Троянда остановилавозлюбленного. Марко погибнет от ее руки, и смерть настигнет его столь жевнезапно и страшно, как настигла мать Дашеньки.

– Ну что ж, делай как знаешь, – пожал плечами Пьетро, дажене пытаясь скрыть досаду, что его покорная, нежная возлюбленная вдругпревратилась в истинную эринию [26] и в постели присутствует лишь ее прекрасноетело, в то время как душа носится где-то в мрачных безднах. Аретино терпеть немог, когда люди начинали действовать не так, как он того ожидал, и сейчас едвасдерживал злость. Вот уж воистину – не одно, так другое! Вчера – смерть беспутнойдуры Моллы, сегодня – явление, будто бы из преисподней, этого убийцы…Угораздило же памяти вернуться к Троянде именно теперь, когда все с восторгом инетерпением ждут карнавала, когда все думают только о веселье, а не о печали!Он попытался отвлечь Троянду напоминанием об этом чудесном празднике – и едваязык себе не откусил от злости, увидев, как вспыхнули ее глаза, и услышаввоодушевленный голос:

– Я знаю, какой у меня будет костюм! Я буду маской Отмщения!

* * *

Троянда (в бытность свою Дарией), разумеется, слышала, чтотакое событие, как карнавал, существует в Венеции: ведь его празднованиепринимало формы, не поддающиеся описанию, и даже через высокие монастырскиестены перелетали звуки музыки, радостные восклицания и смех, – однако сама никогдакарнавала не видела.

Разумеется, душа ее была поглощена задуманным, однакоприходилось ждать его свершения: несмотря на деньги Аретино, во всей Венеции вэти дни не нашлось свободной портнихи! Все, как будто обезумев, шили, шили,шили себе новые наряды, предполагая сменять их во всякий день карнавала. А ведькостюм, придуманный Трояндою, был весьма необычен. Не один час втолковывала онаПьетро, чего, собственно, хочет, пока он наконец не смог, тряхнув стариной(некогда в Риме и в Перудже учился живописи), изобразить акварельными краскамито, о чем говорила Троянда. Портнихи, взглядывая на эту картинку, только глазазакатывали. Не то чтобы костюм был сложен в крое – совсем нет! Но он до такойстепени не похож был на те, что им приходилось шить и кроить обычно, чтобедняжки чуть не плакали, осознавая свое бессилие и подсчитывая упущенныйбарыш, ибо Аретино относился к тем заказчикам, которые не торгуясь платят любуюцену, пусть и вдвое выше истинной. В конце концов мастерица была найдена,однако и ей понадобилось самое малое два дня на работу. Это означало, чтонадеть свое одеяние Троянда сможет лишь к исходу послезавтрашнего днякарнавала. Ну что же, лучше это, чем ничего. Вот только как дождаться, какдожить до этого часа, которого она ожидала теперь со всем пылом своей страстнойнатуры?

Впрочем, дождаться вожделенного часа оказалось гораздолегче, чем она полагала, потому что Аретино не позволил ей остаться в палаццо,а взял с собой – посмотреть на обряд обручения дожа с морем.

Строго говоря, настоящий, большой, немыслимо пышный карнавалотшумел на Пасху. Но поскольку карнавальные дни длились всю весну и все лето,шесть месяцев (шествий и танцев не было, но чуть ли не все носили маски), тосейчас, на день Успения Пресвятой Богоматери, венецианцы с радостью повторялиэто событие во всей его пышности, ибо ничего так не любили они – праздные,утопающие в роскоши, – как пышные развлечения, а карнавал был самым пышным изних. Тем более – старинный обряд…

Почти четыреста лет назад, в XII веке, папа Александр III иимператор Фридрих Барбаросса, закончив длительные жестокие распри, встретилиськак друзья в городе на воде – Венеции. Могучие островитяне, хотя действительнодержали владычество над морями уже два столетия, все же попросили папуузаконить их власть – и он даровал дожу Венеции перстень, дабы благословить егосочетание с морем. С тех пор этот обряд проводился в середине августа, в деньУспения Пресвятой Богоматери, в разгар пышного венецианского лета. Со временкрестовых походов стекалось на это празднество множество иностранцев, тем болеечто действо происходило как раз в то время, когда в Венеции оказывалосьмножество богомольцев, идущих на поклонение святым местам.

И вот теперь Троянде привелось увидеть это феерическоезрелище.

Дворцы, церкви, фасады палаццо, гондолы и самые площади былиувешаны и устланы бархатом, парчой, редкими коврами.

Толпа на улицах собралась необычайная, однако Аретинопредусмотрительно купил балкон с прилегающим к нему покоем в здании Таможни,откуда лучше было наблюдать течение церемонии, начинающейся с появления во всемблеске главы сильнейшей и богатейшей из республик в окружении членов сената,Большого совета и иностранных послов.

Выйти в залив, чьи берега были некогда покорены венецианскиморужием, дожу предстояло на знаменитом Буцетавре – огромном плавучем сооруженииста футов в длину и двадцати одного в ширину, самим своим видом напоминавшемнекоего исполинского быка. Передвигался гигантский плот с помощью сташестидесяти восьми гребцов, не считая нескольких гондол и барок, тянувших егона буксире. Буцетавр, этот символ морской державы, был в два яруса, весьвызолочен, покрыт бархатом, украшен аллегорическими барельефами и статуями.