— Что ж, молодец. Тебя мне продал староста этого селенья. И вот ты вышел из ямы, а он попал в нее. — Мастер указал на могильный холм.

— Что-то мы сегодня все о могилах, — заметил Андрей, поднявшись и разминая ноги. — Печально.

— Да, «Земля» печальна. Впрочем, как посмотреть. Для китайцев образы смерти означают праздник — «наслаждение траты». Трата же есть вовлечение души в пустоту «единого дыхания». Поэтому китайские грузчики весь день вкалывают на рынке, а вечером пропивают заработанное вместе с публичными женщинами. Это тоже трата — смерть — пустота.

— Грузчики знают учение? Простые люди?

— Конечно, не знают. Но они его чувствуют. Они ведь тоже китайцы. А ты не знаешь и не чувствуешь. Пока.

— Как-то сложно все… Можно еще спросить?

— Спрашивай.

— Воин «Земли» дерется в скорби, зная о победе смерти. Воин «Земли» дерется на автоматизме, применяя стандартные, заученные приемы. Скорбь и автоматизм, печаль о смерти и многократное повторение… Что это такое, если взять вместе?

— Ритуал, — с ходу ответил Мастер. — Жертвоприношение: себя и своего врага. Вот последний смысл воина «Земли». Ри-ту-ал, — медленно повторил Мастер, пристально глядя в глаза Андрею. Того слегка передернуло.

Уже на закате они направились к селенью. Навстречу им поднималась вереница людей с хворостом в руках. Когда Андрей с Мастером приблизились к юрте покойного, на выгибе кладбищенской горы, почти слитой с угасающим черно-фиолетовым небом, закачался золотистый цветок поминального костра.

Молчаливым кругом люди встали у входа в юрту. Сгорбленный седоволосый «кам»— родовой шаман — разложил все, потребное для последнего обряда: белый конский череп, девять колючих веток шиповника, девять черных камней. К юрте подвели вороного конька, на котором Ханаа встретила в степи Кистима. Все замерли. В полной тишине из юрты раздались низкие, ритмичные удары в бубен — там, в кромешной тьме, шаман искал «харан»— «черную душу» покойного. Глухие удары словно сгустили темноту внутри людского круга, они становились сильнее, сдвигаясь по юрте то вправо, то влево, пошли вкруг остывшего очага. Внезапно донесся протяжный стон — то плакал схваченный «харан», он боялся уходить в Нижний мир, к черному богу Эрлик-хану.

У Андрея ноги стали ватными, сильно забилось сердце. Плач прекратился, но снова глухо бил бубен — это шаман вбивал в него «черную душу». Когда «кам» показался из юрты, словно мягкая лапа коснулась лица Андрея, подняв дыбом волосы. Неведомый страх стиснул грудь, надавил на живот свинцовым шаром. С сильным ударом бубна шар рванулся вверх, тысячи иголок впились в лицо и плечи. Сразу перехватило дыхание, ударило зеленым огнем под закрытые веки. Бум-бум-бум — мерно бил бубен, рыдали женщины, а Андрея отшатнуло от толпы, какая-то сила швырнула его на землю. Свинцовый шар словно уперся в горло, Андрей хрипел, ни в силах ни кричать, ни дышать, со-трясаемый желудочными спазмами. Бум-бум-бум — глухие удары заполнили все тело Андрея, внутренности сотрясались, войдя в резонанс с мертвенными звуками шаманского бубна. Андрей почти задохнулся, когда в нем словно прорвалось что-то, горячая волна ударила в голову, из носа пошла кровь.

Вороной конь храпел, в страхе пятясь перед шаманом. Усадив на коня невидимую душу, «кам» хлестнул его колючими ветками шиповника, конь заржал, поднялся на дыбы и пропал в темной степи. Обряд окончился — «черная душа» ушла, она не могла принести несчастье живым. Совершенно без сил, но в сознании, Андрей валялся в стороне от молчаливой толпы. Временами тело его сотрясали конвульсии. Могильный костер внезапно погас — вместе с затихающим эхом последнего удара.

Когда все разошлись, тогда китаец подошел к Андрею.

— Ну что, жив? — тихо спросил он.

— Гха-а-а-а, — захрипел тот, не поднимая головы.

— Отлежишься, пойди к озеру, помойся. Потом поспи где-нибудь. Хватит с тебя «Земли».

— Что… это?

— Ритуал, — в голосе китайца прорвался стран-вый, едва слышный смешок, но закончил он серьезно, — «Земля» приняла тебя.

Степные версты длинные. Просохнув на весеннем солнце, густо запылила натоптанная кочевая дорога, мелкая пыль повисла над частоколом бунчужных пик, оседая на лица, на голубую придорожную полынь и потные лошадиные крупы. Андрей приподнялся на стременах, пытаясь хоть немного размяться. Мастер же сидел на своем Белом прямо, как свечка, глаза его были закрыты. Один из воинов отъехал в сторону, свесился с седла, ухватившись за гриву, спустил штаны. «Всякого цирка повидал, но как с коня гадят…»— подумал Андрей.

Закончив дело, всадник свистнул плетью, умчался вперед.

Очень хотелось пить, хотелось сесть в прохладную траву, побродить босыми ногами в холодной воде. Андрей закрыл глаза, пытаясь отключиться, как Мастер, но не заснуть — спать нельзя, свалишься, задние враз затопчут.

От нечего делать Андрей принялся разглядывать седло и сбрую Мастера. У того был китайский «арчак»— длинное седло с пристегивающейся подушкой, одной только передней лукой и круглыми бронзовыми стременами, чьи узкие дужки были вылиты в виде драконьих морд. Узкая золоченая решма — налобное украшение Белого — тоже была в форме головы дракона. Черные ножны сабли поблескивали золотыми обручами, к седлу был приторочен двойной сафьяновый саадак — фигурный налуч с широким боевым луком, и колчан, полный длинных стрел, оперенных маховыми перьями орла. Сам Андрей, одетый все в ту же вытертую короткую шубу поверх рубахи — одежду степного бедняка, — вооружился лишь саблей, которую подобрал во время ночного набега.

Мастер открыл глаза, скептически глянул на посадку Андрея.

— Полагаю, по возвращении в наше время тебя ждет блестящая военная карьера, — заметил китаец.

— Вы так думаете? — спросил Андрей, чувствуя подначку.

— Очень уж ты напоминаешь китайский талисман, обеспечивающий продвижение по службе — обезьяну верхом на лошади.

«Посмотрю я, кого ты напомнишь, как по горам полезем», — подумал Андрей, совсем не обидевшись на Мастера. Кстати, вовсе не факт, что тот ходил по горам хуже Андрея — от этого китайца можно было ждать любых сюрпризов.

Внезапно колонна замедлила движение, потом остановилась. Начальник колонны — Ханза-чазоол — выехал вперед, встречая дозорного.

Выслушав дозорного, чазоол отослал его назад, а сам что-то крикнул воинам. По его команде конный строй начал разворачиваться, длинной шеренгой поднимаясь по склону. Звенело железо, копыта слитно топотали по мягкой просохшей земле. Мастер, ударив пятками Белого, подъехал к кыргызскому начальнику.

Въехали на гребень, и перед глазами открылась еще одна долина; на ее противоположном скате виднелись стены полуразрушенной крепости, перед которой выстроился большой конный отряд. На удалении он казался игрушечным — миниатюрные лошадки помахивали хвостиками, торчали заостренные палочки пик, мелькали крохотные блики-блесточки на железных кольчугах и шлемах.